— Я тебе не верю, — сказала я ему — впервые в жизни. — Не верю тебе ни в том, ни в другом.
— А ты веришь, что мне нравятся твои стриженые волосы? — спросил он.
Он начал целовать меня прямо посреди двора, подхватил меня на руки и понес по лестнице в спальню. Руки у него были большие и сильные. Я любила эти руки так же сильно, как другие их боялись. А быть может, именно поэтому они так мне и нравились — кто знает...
Он начал раздеваться, приговаривая:
— Ну что за тупица эта девчонка, пока не прикрикнешь — ничего до нее не дойдет.
После этого он отстегнул кобуру с пистолетом. Я подумала, что мне бы тоже не помешало носить пистолет под платьем. Я замешкалась, раздеваясь. На мне было длинное платье с глубоким декольте на спине, а спереди закрытое до самой шеи. Снять его оказалось крайне сложно, поскольку пришлось расстегнуть бесконечное число пуговиц.
— Какая ты медлительная, Катин, — сказал он.
Я села на разобранную постель — спиной к нему.
— Иди сюда, — велел он.
А я закрыла глаза и попыталась представить перед собой море.
— Почему бы тебе не вернуть Лоле ее землю? — спросила я.
— Ну что за невозможная женщина! — простонал он, ритмично двигаясь, лежа на мне. — Потому что не могу.
— Но ты можешь освободить моего отца из сетей Амеда.
— Возможно.
На следующее утро мы собрались совершить нашу обычную верховую прогулку. Беспечно напевая что-то себе под нос, я, как всегда, спустилась по черной лестнице на задний двор. Там уже стоял оседланный Листон, а мальчик — помощник конюха, который всегда помогал мне подняться в седло, держал под уздцы какую-то гнедую кобылу.
— А где Енот? — спросила я.
— У него теперь новый хозяин, как вы и хотели, сеньора, — ответил Андрес.
А я с такой силой сжала кулаки, что ногти впились в ладони.
— Так значит, по рукам? — спросила я, садясь на гнедую кобылу.
— По рукам, — ответил он, посылая Листона в галоп.
Я поскакала следом за ним на кобыле, и вскоре оставила далеко позади. Я миновала Мансанильо, затем лес Костес и, наконец, выехала на дорогу, ведущую в Малинче. В эти минуты я забыла обо всем на свете: о том, что Чеко лежит дома с гриппом, о завтраке, о соседке, которая всегда навещала меня по утрам, чтобы выспросить, во что были одеты дамы на очередном званом ужине. Мы с ней любили посидеть в саду, перемывая косточки гостям, и мне доставляло настоящее удовольствие видеть, как заразительно она смеется над моими сплетнями.
Однако теперь мне было не до нее. От одной мысли о том, что мой Енот попал в лапы Хайса, я зарыдала в голос; ветер бил мне в лицо, сбивая дыхание; я хватала ртом воздух, а слезы потоками лились по щекам.