Добрый дедок кивнул и исчез вместе с лампой. На ощупь, словно два слепых крота, мы добрались до тахты, скинули мокрую одежду и спрятались под одеяло. Никита через пару минут безмятежно захрапел, а я долго лежал с открытыми глазами, вспоминая красоты и чудеса русской глубинки. Всего сто верст от центра, а словно на другой планете. «Край родной, навек любимый, где найдешь еще такой»? Нигде.
Проснулись мы не по собственной воле. А благодаря истерическим воплям гостеприимного хозяина. Раскрыв левый глаз я зафиксировал дедка возле тахты с гримасой праведного гнева на старческом лице. Раскрыв правый, засек вилы в грубых и натруженных руках. Садовый инвентарь был нацелен точно в мой незащищенный портрет. По правде говоря, после ночного радушного приема я рассчитывал увидеть чашечку кофе на подносе, на худой конец чая, но никак ни вилы. Перевожу взгляд на лежащего у стенки Никиту. Похоже, он тоже готовился к чаю.
– Вы кто такие?!
– Э, э, батя, погоди, – я прикрываю ладонью лоб, – мы агитаторы. Из Питера.
– Какой я тебе батя?! Ослеп, что ли?
Я не ослеп, но чем не понравился «батя» пока не пойму.
– Папаша, спокойно, – подал голос Никита, – вилами не размахивай так, еще в глаз попадешь.
– Вы что ж, сволочи, сговорились? Я хоть и баба, а оскорблять себя не дам!
…Баба. Надо же. Точно баба. Как я не заметил подол, торчащий из-под пиджака? А ночью на «батю» отзывалось. И не обижалось.
Мы с Никитой переглядываемся. Фантастика. Нет. Психологический триллер. Грозные вилы взмывают вверх.
– Да постой ты! Сам же нас пустил!
– Пустила, – поправляю я.
– Да! Ложитесь, пожалуйста, я на веранду пойду. Капустой еще угощал!
Угощала…
– Какую еще веранду! У меня и веранды нет! А ну, убирайтесь, пока не запорола!
Да они тут все сумасшедшие!
Не дожидаясь атаки, мы вскакиваем из-под одеяла, хватаем ботинки и одежду, бережно развешенную возле печки.
– Гляди, мать, ты и одежду нам просушила!
– Пошли вон!
Отступая, я мельком осматриваю помещение, вдруг что забыли. Простынки и наволочки на тахте грязно-серого цвета, словно покрытый автомобильной копотью снег. И испачкали их явно не мы. Бельишко просто не стирали лет десять. Еще мой наблюдательный глаз замечает россыпь пустых пузырьков из-под знакомого «Холодка» и выцветшую фотографию молодой симпатичной женщины на стене…
На улице свежо. До мурашек. Время восемь утра. Башка потрескивает, во рту пожар, в башке сумбур.
– Глянь, Паш, а веранды точно нет. Где ж этот трансвестит ночевал?
– Да хоть в конуре собачьей. Меня это меньше всего волнует. Что делать будем?
– К машине пойдем.