Старик загнал топор в козлы и, сев на чурбак, выудил из кармана трубку. То-то его дочь была в последние дни такой рассеянной, такой неприкаянной. Его не проведешь, он каждый пустяк приметит: в воскресенье на лесопосадках он сразу увидел, как им весело вдвоем — его дочке и лесничему, не то что обыкновенным добрым знакомым. И ему стало ясно, что Анне ждет не дождется Реммельгаса. Он частенько думал о дочери с легким страхом, он замечал беспокойство девушки, порой даже препирался с ней, когда она в плохую погоду отправлялась по грязи на какое-нибудь собрание или на вечер. А потом упрекал себя: нечего равнять молодых по себе, пню замшелому. Анне и не подозревала, что отец постепенно приучал себя к мысли, что рано или поздно она улетит из лесов Сурру. Да, он часто думал об этом, и все же ее теперешний разговор об учении явился для него неожиданностью… Тут было над чем подумать. Учиться! Несколько лет тому назад он бы посмеялся над намерением дочери, но теперь все учились, и мужчины, и женщины. Реммельгас тоже пришел из школы. И время и деньги, которые государство потратило на его обучение, нельзя считать потерянными… У Анне голова неплохая, лес она любит, трудолюбия у нее хоть отбавляй, из нее получился бы неплохой лесничий.
Заметив, что отец усмехается в усы, Анне опустилась рядом с ним.
— Ты не сердишься, что оставляю тебя одного?
Шершавая рука лесника коснулась волос дочери:
— Так ведь не на край света ты уедешь… Поживу один…
Решили, что Анне отправится осенью в техникум, а до этого они подыщут для Сурру какую-нибудь старушку, которая будет ухаживать за скотиной, стряпать на хозяина и штопать ему носки.
Рано утром, как только лучи солнца коснулись верхушек деревьев, Анне села на велосипед и уехала.
Приехав со спутниками в Сурру, Реммельгас сразу заметил, что сторожка пуста и тиха, более пуста и тиха, чем когда-либо раньше. Лениво тявкнув раза два, Стрела с Молнией, раскрыв пасти и вывалив розовые языки, снова поплелись в тень. Кирр металась по двору, она тосковала по прохладной воде. Выдра выросла, ее блестящая шерсть потемнела, гибкое тельце вытянулось.
— Какой зверь! — чуть не в десятый раз говорил Нугису Осмус. — Продай. Сколько хочешь?
Нугис покачал головой.
— Кирр не продается.
— Отдам тебе своего Нестора. Пса таких кровей во всем свете не сыщешь.
— Может быть. Но, будь у тебя хоть десять Несторов, я бы не поменялся.
— А что, в Куллиару еще водятся выдры? — полюбопытствовал Осмус.
— Кто их знает, может, и найдется одна-другая…
— Надо бы устроить охоту.
— Пусть живут. Выдра стала такой же редкостью, как куница.