Анне возвращалась из лесу почти бегом. Щеки ее горели. Она держала в руках снятый с головы платок, полы ее расстегнутого пальто развевались. Реммельгас встал и, вспомнив о вчерашнем, вновь почувствовал себя неловко. Анне дружелюбно кивнула ему:
— Доброе утро! Удалось заснуть… после вчерашней ссоры?
— Ссора — это, пожалуй, слишком сильно сказано…
— Все-таки. Едва ли вас когда-нибудь так ругали и в глаза и за глаза, как вчера, — рассмеявшись ответила девушка.
— Да, пожалуй… — согласился Реммельгас. — Но признайтесь, что и вы никогда еще так не попадали впросак, как вчера?
Анне не стала спорить. Она наклонилась к выдре, юлившей у ее ног, сказала лишь раз «хоп», после чего та молнией взобралась к ней на плечо и нежно обвилась вокруг шеи.
— Какой невежливый зверек! — проворчал Реммельгас. — Уж я приглашал, приглашал его к себе на колени, а он только глядел на меня исподлобья.
Анне погладила блестящую шкурку выдры.
— Кирр разборчива…
— Вы и в самом деле все тут колдуны…
— Вы уже прослышали о нашем прозвище?
— Да. И теперь, попав к вам, склонен думать, что оно соответствует истине…
Они вошли в дом. Сняв пальто, Анне быстро принялась наводить порядок на плите и на кухонной полке, рассказывая при этом:
— Да, прозвище это нам дали, пожалуй, не без основания. Моего отца давно уже окрестили старым сурруским колдуном, а теперь и меня порой зовут колдуновой дочкой. Только колдовства тут никакого нет, просто отец изучил свойства растений и умеет их использовать. Он знает, какую настоять траву на случай болей в груди, чем натираться от ревматизма, что класть на свежую, а что на старую рану. Сейчас больные все реже обращаются к помощи сурруского колдуна, а вот во время оккупации наш дом был скорей аптекой или лазаретом, чем лесной сторожкой. Невеликая это премудрость. Тут ровно ничего нет таинственного, отец готов каждому объяснить, что и как, он и делал это не раз, да люди такие беспамятные — они забывают название трав, забывают даже, как они выглядят, и все страшно путают. Узик они принимают за арнику. Не могут отличить купырь от лесного дудника. Им нужен голубой лютик, а они собирают иван-да-марью. Такие странные люди! Ведь даже слепой увидит разницу между тем и другим, настолько она велика, правда?
Реммельгас был не очень уверен в этом — знание растений являлось его слабым местом, — но все-таки кивнул. Анне перескочила на другую тему и рассказала, что они с отцом еще до восхода засели в шалаше на тетеревином току, потому что неподалеку оттуда дня два тому назад раздались выстрелы. Иные браконьеры не поленятся пройти и больше десяти километров, лишь бы подстрелить эту королевскую дичь. Нугис пошел дальше обходом, а Анне поспешила домой, чтобы гость не беспокоился. Они не думали, что лесничий проснется так рано.