Больше всего на свете Такэно хотел бы обнять и расцеловать свою жену, которую он так любил и по которой он так соскучился, но даже наедине мужу и жене не следовало нарушать любовный обычай, обязательный для супругов. Их близость могла быть смелой, разнообразной, неожиданной, – тут не существовало никаких запретов, потому что боги даровали людям счастье телесной любви из великой милости к ним, дабы могли они почувствовать высшее блаженство, доступное лишь самим богам. Но обычай любовных отношений был незыблемым и неизменным: кипящая вода только потому и может кипеть, что она заключена в прочный несгораемый котел, – это слышал от взрослых каждый ребенок, впервые заинтересовавшийся вопросами любви.
Знали это и Такэно с Йокой, поэтому Такэно не бросился к молодой жене и не заключил ее в объятия, но продолжал сидеть, будто в задумчивости, а Йока, несколько раз поклонившись мужу, налила вина в маленький стаканчик и поднесла его Такэно.
Такэно, не глядя на нее, взял стакан и мелкими глотками выпил вино. Йока стояла и ждала.
– Хорошее вино, – одобрительно сказал он.
– Его изготовил дедушка Сотоба, – пояснила Йока, продолжая стоять.
Она подала поднос со сладкими рисовыми рулетами. Такэно съел два из них и благодарственно кивнул головой:
– Хорошие пирожные.
– Я сама их готовила, – сказала Йока, смущаясь от того, что ей приходится быть нескромной.
– Хорошие пирожные, – повторил Такэно и благосклонно махнул ей рукой:
– Присаживайся.
– Спасибо, мой господин.
Йока трижды поклонилась ему и опустилась на колени напротив него.
– Налей себе, – сказал Такэно.
Йока взяла кувшин и налила вино вначале мужу, а потом себе. Затем, дождавшись, когда он сделает глоток, пригубила из своего стакана.
– Ты получила мое последнее письмо? – спросил Такэно. – То, которое я отправил весной?
– Да, мой господин.
– Я не успел написать всё что хотел. А хотел я больше написать о тебе, о том, как ты красива. Вечерами, когда зажигались звезды, и серебристый свет луны ласкал темную синеву неба, я вспоминал тебя. Твоя красота выше всех красот земли, как луна выше земной тверди. Как сказано поэтом:
Мне показалось:
Твое лицо прекрасно,
Как луны восход.
Я разговаривал с тобой, я видел тебя во сне. Твои глаза сияли, твои дивные волосы были распущены, твоя шея была открыта – ты была очень красивой, и я восхищался тобой и тосковал по тебе.
О, моя Йока, твое тело подобно стройной иве; твое лицо – ясная луна, твои волосы – бархат ночного неба! О, Йока, если бы я нашел слова, достойные твоей красоты! Но мой косный язык не способен на это: надо быть величайшим поэтом на земле для того чтобы рассказать о том, как ты прекрасна!