от любопытного высшего начальства, например, отбытием коллеги в неожиданную
командировку по городу. Но Роберт отлично понимал, что никакое ни моральное, ни
физическое отвлечение его не сможет увести от тяжелых мыслей. Кроме всего, что мог он
34
сделать для поисков супруги, что еще, если милиция этим занималась уже второй день и
никаких результатов? Уйти домой, где доведенная до предела странным исчезновением
дочери теща, поджидала его на пороге с внушительным орудием кулинарного производства?
Вот уж по истине, нет страшней жить под одной крышей с родителями, а тем более – с тещей.
Продолжать работу над электронным устройством, подавляющим агрессивную энергию в
сознании, о котором кроме Виталика и Назарова никто не знал, было бессмысленно. Эта
работа требовала не меньшую энергию своего «родителя», чем та, которую низвергал
террорист на головы своих жертв. И эту энергию почти всю поглотило Женечкино
исчезновение. Единственным делом, каким нужно было бы заняться, – прокрутить в памяти
события за последние, ну скажем, две недели. Припомнить что-нибудь неординарное,
нелогичное, непонятное… Если говорить о неординарности, то с позиции придирчивого
взгляда все эти дни выглядели неординарно. О нелогичности, поэтому и говорить не
приходится – так и есть. Последний Женечки выпад тому очевидное. Может быть –
непонятное?.. Тогда – случай с этим ужасным человеком. С несчастным, непонятным,
появляющимся неожиданно где-нибудь в районе их с Женечкой прогулок? Роберт никогда не
говорил ей о своих наблюдениях. Казалось, она знала причину, по которой этот человек
следовал за каждым их шагом и Роберт не хотел затрагивать щепетильный вопрос, может
быть касающийся лично ее. Почему следил он именно за ней, а не за ним, не трудно было
определить. Во-первых, это был мужчина, а не женщина, а Роберт никому не давал повода
думать о нем, как о гее. Во-вторых, – из любовных побуждений, потому что человек следовал
неприкрыто, неопытно, на значительном расстоянии и его взгляд, (Роберт замечал
непринужденной оглядкой не раз), направлен был только на Женечку, когда она отрывалась
куда-нибудь от Роберта. Непонятно, почему этот тип никогда не приближался даже тогда,
когда Женечка оставалась одна в томительной очереди за чем-нибудь дефицитным, например,
за импортным бюстгальтером или «грацией», словно избегал непосредственного контакта с
ней? Чего он боялся? Ему никто не мешал подойти и выяснить отношения. Может быть,
стыдился своего уродливого лица? Не изуродованного, а именно уродливого, с каким
родился. Оно было крупное, широкое, жутко несимметричное, смещенное по вертикали