А в доме у участкового, Зельнова Виктора Петровича, стояла уныние и тоска, это я почувствовал, как только переступил порог их дома. Он сам и его дочка, рыженькая и конопатая девчонка, немного тучноватая, плакала, держа за руку мать. Та никак не реагировала и лишь тяжелое и хриплое дыхание, выдавало то, что женщина еще жива. Я подошел и попросил родных выйти, сделал диагностику все, как учила шаманка и да, одной ногой она уже в могиле, за кромкой, как сказала бы Итыльгина.
Не знаю получиться ли у меня, даже если прямо сейчас ее вести к шаманке в зимовье, я думаю будет уже бесполезно, не успеем, слишком долго ее держали в больнице и не лечили, вернее лечение, которое она получила, верно и неуклонно ту убивало. Все это я и высказал участковому и рядом сидящему деду.
Так, что шансы у меня пятьдесят на пятьдесят. И нужен донор, молодой и здоровый, вернее его жизненная сила. Петровича я сразу отмел, а вот его Дуняшу, дочку внимательно осмотрел и вынес вердикт, подойдет.
Если все согласны, прямо завтра и начнем, только отъедем подальше. Меня накормили и я пошел спать, не снимая маски, завтра у меня тяжелый день. А вот Петрович и дед Ерофей всю ночь до утра просидели за бутылочкой на кухне и за это время Трофимыч рассказал участковому про свое чудесное исцеление. А на завтра, я не буду все подробно описывать все проведение ритуала, только скажу, что помимо лечения его жены Анастасии, я поправил внешность его дочки Дуняши. Мне было
просто самому интересно, что могу. Убрал у нее весь лишний жир, убрал все конопушки и чуть подправил носик, сделав его немного аристократическим. Не рассчитал своих сил и теперь мою бедную тушку несет в машину как всегда мой друг Олег Ивашов, вот теперь едем обратно в поселок, а сзади тащиться такой же полицейский уазик. Вообщем провалялся у Петровича неподвижной тушкой ровно трое суток. Все это время от меня не отходил Олег и дед, спаивая меня иногда теплой водичкой, а участковый обихаживал свою дочь и жену. Так, что на ближайшее трое суток, дом участкового превратился во временный лазарет.
Через трое суток я окончательно оклемался и потребовал еды, нет не еды, а пожрать и помыться. Так, что все женщины ждали, когда истопиться баня, а мужики носились как угорелые, готовя нам поесть и парную. Рыжая, увидев меня без маски не отрывала глаза в восхищении, а когда увидела себя в зеркале, то чуть не описалась от привалившего ей счастья и все не могла поверить, что эта рыжая красавица в зеркале, это она, ей то и стукнуло совсем недавно семнадцать.
А с лица Петровича не сходила идиотская улыбка и он никак не мог насмотреться на свою здоровую, румяную жену. Вообщем все были довольны.