- Брось, ma petite* **Моя малышка (фр.).** , не волнуйся из-за пустяков, - ответил Альсид.
Даже босиком Берта Бержерон была ростом в пять футов и десять дюймов* **Около 178 сантиметров.** , но Альсид с того самого дня, как начал за ней ухаживать, и до сих пор неизменно называл ее "ma petite".
Берта скрестила руки на пышной мягкой груди, выпрямилась во весь рост и, указав кивком на железную кухонную печь, провозгласила:
- Ни один из вас не получит ни кусочка, пока вы не вернетесь вместе с Антуаном. Повторяю: у меня дурное предчувствие.
Альсид запрокинул назад крупную голову с копной черных волос и расхохотался. Потом подошел к жене и легонько, без усилий, словно Берта и не весила больше двенадцати стоунов* **Один стоун равен 14 фунтам, или 6,35 килограммам.** , приподнял ее за локти. Потом поцеловал в губы, опустил на пол и смачно шлепнул по заду.
- А какое у тебя от этого предчувствие, ma petite? - спросил он, прижав ладонь к ее лобку. - Скажи, ma petite, не стесняйся. Что ты чувствуешь?
Берта оттолкнула его.
- Ты старый развратник, Альсид Бержерон. В твои-то годы, а ведешь себя, как молодой кобель. - Как Берта ни сдерживалась, она все же улыбнулась, и на короткое время лицо ее прояснилось.
- Значит, все-таки приятно, да? - поддразнил Альсид и принялся ласкать ее грудь. Даже через грубую хлопчатобумажную ткань он почувствовал, как набухает и твердеет упругий сосок.
- Иди же, Альсид, - сказала Берта и отступила на шаг. - Сейчас же, не мешкай. Я и вправду боюсь за Антуана.
- Ты ведешь себя, как американка, - покачал головой Альсид с притворным недовольством. - Все там у них в Штатах недотроги, да и держатся, словно палку проглотили.
Тем не менее отца он позвал, собрал сыновей, и они отправились на поиски Антуана.
Снег валил стеной, да и сугробы уже намело высоченные. Фонари в руках Бержеронов, которые рыскали по лесу, утопая в снегу, с трудом пробивали бреши в снежной пелене, и час спустя даже Альсиду стало не по себе. Лишь, углубившись в чащу миль на пять, они впервые услышали крик Антуана.
- Он там! - крикнул Альсид остальным, и они двинулись на голос.
Антуан лежал, наполовину занесенный снегом; правая нога неестественно вывернулась, а лицо было багровым от ярости.
- Сучье отродье! - вопил Антуан, пытаясь приподняться. - Чертов ублюдок!
Альсид, стоя над младшим сынком, принялся громко хохотать. Секунду спустя к нему присоединились и все остальные.
- Дурачок мой бедный, - выговорил старый Зенофиль, давясь от смеха. Почему ты лежишь и вопишь дурным голосом, когда у тебя в руке ружье? Тебе стоило только выстрелить, и мы бы услышали тебя еще час назад.