Но это довольно сложно сделать, если «кулак» и «затылок» для тебя являются лишь словами, которые слабо друг от друга отличаются, поскольку оба ничего не значат.
— Вы с самого начала хотели подобраться к вину и отравить его!
— Запоздалое озарение. Но ты права. Отец Гидеон слишком серьезно относился к своей задаче и охранял вино со всей тщательностью. Поэтому он стал лишним, а я занял его место. Ведь нам нужны были руки, из которых граф по доброй воле выпьет яд.
— А вы не думаете, что где-то промахнулись? Если бы граф Нантский скончался, улицы бы уже кипели слухами.
— Неважно, — он махнул рукой, — Это же граф. Он умер несколько часов назад, но объявят об этом через пару дней. Пока наследники будут кидаться один на другого, пока личная гвардия попытается докопаться до причины… Такие новости сразу не обнародуют. Но уверяю, он мертв и холоден, как этот сервус. Яд более чем надежен. Он содержит в себе нано-агент, одну из лучших разработок имперских лабораторий в этой области. Проникая в кровь, микроскопические частицы скапливаются в спинном мозге, после чего активируются и начинают свою работу. Универсальный нейро-токсин, уничтожающий нервную систему своей жертвы, которая умирает от удушья. Смерть не безболезненная, но надежная. Конечно, без всяких следов. И, конечно, Император будет безутешен, когда узнает, что его верный друг и боевой соратник граф Дометиан Нантский скончался от тяжелой и кратковременной болезни. Что делать, мир жесток, и все мы в руках Господа, а граф был уже немолод… Личная охрана графа будет еще некоторое время искать отца Гидеона, бесследно пропавшего после праздничной службы. Совершенно напрасно, конечно. Завтра у меня уже будет другое лицо.
— Если будете в Провансе, выпейте за меня стаканчик.
— С удовольствием, Альберка.
Я прикрыла на секунду глаза. Слишком устала. Слишком много глупостей я успела сделать. И последняя возможность что-либо исправить безнадежно упущена. Никому пенять. Я погубила графа, и погубила не со зла, а по своей глупости. Его — и других людей, которые мне доверились, Бальдульфа и Ламберта. И даже старого бедного Клаудо.
— Заканчивайте, — сказала я вслух, — Вы и так потеряли много времени со мной.
Я ощутила тончайший сквознячок, коснувшийся моего подбородка. Это было мое собственное дыхание, отразившееся от холодной стали.
«Все закончилось, — сказала я себе, и глубоко вздохнула, не открывая глаз, — Господи, если ты и в самом деле есть, прости глупую Альберку, и не сердись на нее слишком сильно».
— Ты не почувствуешь боли, — сказал мне знакомый голос. Я знала, что сейчас он не лгал.