Где-то в середине сезона случилось неожиданное: от переутомления и перенапряжения на эротическом фронте Рафик днем прямо посреди Дома творчества на дорожке упал и потерял сознание! Медработники его отпоили, откачали и велели ровно неделю сидеть дома и никуда не отлучаться. Вот я иду днем обедать, а Рафик сидит внизу на веранде с головой, завязанной полотенцем, томный и грустный. Увидев меня, здоровается тихим, расслабленным голосом:
— Здравствуйте, Эдвард Аркадьевич! Как здоровье?
— Да мое-то что?! Вот как ваше, Рафик? Вы, говорят, рухнули на боевом посту?
— Да, Эдвард Аркадьевич, — с тихим вздохом доверительно говорит Рафик. — Немножко, кажется, творчески переутомился.
У столовой встречаю Г. Ж. Говорю ему:
— Итак, дорогой Г. Ж., друг ваш заболел. Так что придется вам недельку попоститься. Отдохнуть от ваших девиц, пока Рафик не поправится.
Г. Ж. даже задохнулся от удивления:
— Эдуард Аркадьевич! Дорогой друг! Да вы что?! Как это отдохнуть? Наоборот, на меня теперь ложится двойная нагрузка: за себя и за друга! Разве можно сдавать позиции? Никогда в жизни!
Спустя какое-то время гуляю я с супругой по дорожкам Дома творчества, и вдруг подходит Г. Ж. Улыбается ослепительно и говорит:
— Вы разрешите, я погуляю вместе с вами немного?
Спрашиваю:
— Послушайте, Г. Ж., у вас, кажется, в комнате была барышня. Вы ее уже отпустили домой?
Хохочет:
— Да что вы, Эдуард Аркадьевич! Зачем отпустил! Ни в коем случае! Я просто закрыл ее на замок. Я ведь тоже не железный, надо нэмного отдохнуть. А чтобы барышня нэ сбежала, закрывал ее на замок. Пусть нэмного поскучает, пока я немножко отдохну. Я ведь тоже нэ машина! Вэрно?!!
Однажды посреди ночи возле нашего корпуса раздался какой-то женский визг и потом возня. Но наши кавказцы были тут, как я думаю, ни при чем. Из соседнего корпуса выскочил отдыхавший там милиционер Коля, что-то громко крикнул, и дорожка опустела. Никого. А утром все увидели посреди песчаной дорожки новые шелковые женские трусики. Татарская поэтесса Марзия Файзуллина осмотрела находку и с грустью изрекла: "Вот я уже двадцать лет член Союза писателей, а у меня таких отличных трусиков еще нет. А тут какая-то паршивая потаскушка, и вот такие наряды под платьем!"
Я спрашиваю Г. Ж.:
— Простите, а случайно это не вы виновник ночного происшествия?
И Г. Ж. ответил мне, я бы сказал, классической фразой:
— Эдуард Аркадьевич, надо быть скромным!
От неожиданности я потерял дар речи, а потом стал бурно смеяться:
— Простите, Г. Ж., но из ваших уст слова о скромности — это какой-то анахронизм.