– Вот чего стоят обещания Пабло, – заплетающимся языком произнес Аполлинер и обвел комнату широким жестом. – Вчера вечером ты обещал встретиться с нами в «Шустром кролике» после представления в «Мулен Руж».
– Я много чего говорю, амиго, – проворчал Пикассо и вернулся к своей картине. Но даже раздосадованный этим неожиданным вторжением, он был рад, что пришли его друзья, а не Фернанда.
Пикассо любил этих неприкаянных поэтов, как собственных братьев. Они поддерживали его интерес к разным идеям, к поэзии и философии – ко всему, что привлекало его в живописи. Они беседовали, напивались, жарко спорили и испытывали глубокое доверие друг к другу, которое Пикассо особенно ценил теперь, когда перед ним забрезжили первые проблески настоящей славы. Сейчас он был не вполне уверен, на кого из друзей можно положиться и кто любит его такого, как он есть. Но Макс Жакоб и Гийом Аполлинер были выше любых подозрений.
Макс был небольшого роста, аккуратный, начитанный и необыкновенно остроумный сын портного из Кемпера. Он стал первым другом Пикассо в Париже. Той зимой, десять лет назад, Пикассо находился в таком отчаянном положении, что ему пришлось использовать собственные картины в качестве топлива, чтобы хоть как-то согреться. Макс дал ему койку для сна, и они поочередно делили узкую кровать, договорившись о восьмичасовых сменах. Макс спал по ночам, пока художник работал, а Пикассо отсыпался днем. Юный литератор мало что мог предложить, но всегда делился с другом тем, что имел.
Раньше считалось, что Макс опережает Аполлинера в полете фантазии, но теперь это было не так. Пристрастие Макса к опиуму и эфиру поставило его в невыгодное положение по сравнению с умным и обаятельным Гийомом Аполлинером, который заправлял распорядком их светской жизни.
– Где твой виски? – спросил Макс.
– У меня его нет, – фыркнул Пикассо.
– Фернанда все выпила? – поинтересовался Аполлинер.
– В общем-то, да.
– Святые яйца, но как это может быть? – воскликнул Макс. – Она редко приходит сюда после того, как ты поселил ее в шикарной квартире на бульваре Клиши, и мы об этом знаем.
– Так вот, вчера она пришла. Мы поссорились, и она выпила виски, потому что у меня не было вина, – ответил Пикассо по-французски, но с сильным андалузским акцентом, выдававшим его происхождение. Все говорили, что его французский ужасен из-за неправильного употребления времен и глаголов, но это его не беспокоило.
– Ага, – нейтральным тоном протянул Аполлинер и легко прикоснулся длинным пальцем к холсту с еще влажной краской. Он не всегда верил историям Пикассо. – Это многое объясняет.