Загрохотал гром, и свет в доме замигал.
– Вы переписывались с Фернандой с тех пор, как приехали сюда. Я видела письма в почтовом ящике. Как она поживает? – спросила Ева, прервав неловкое молчание и решив сменить тему.
Макс критически посмотрел на нее, перед тем как ответить.
– Не слишком хорошо. Но Аполлинер нашел ей работу, и теперь она читает стихи в «Шустром кролике».
Ева знала эту скромную таверну на Монмартре. Было трудно представить, как сильно изменились обстоятельства – и для Фернанды, и для Аполлинера. Ева прижала к щекам холодную ткань. Еще ей хотелось спросить о поэте и узнать, что стало с человеком, перед которым она некогда преклонялась и который переживал трудные времена после скандала с кражей «Моны Лизы».
– Я думала, Фернанда работает в модном доме Пуаре.
– Сначала так оно и было, но что-то там не сложилось. Она слишком гордая женщина.
Ева протянула Максу компресс. Макс прополоскал его в холодной воде и снова положил ей на лоб. Он стал удивительно терпелив и внимателен к ней.
– У вас доброе сердце, Макс. Фернанде повезло, что у нее такой друг.
– Вообще-то в последние дни мне пришлось сделать выбор.
Дождь сплошной пеленой висел за окнами. Они уже так давно находились в этом доме одни, что откровения давались легко.
– Я не могу быть предан вам обеим и сохранять дружбу с Пикассо. Поэтому, в отличие от других, я выбрал вас.
– О Господи. Я никогда не стала бы просить об этом… по крайней мере, не так скоро. Мне казалось, что должно пройти много времени.
– Меня никто не просил. Просто, когда речь идет о Пикассо, нужно выбирать что-то одно. Я должен быть абсолютно верен либо вам, либо ей. Он в этом отношении требовательный человек, но я люблю его, несмотря ни на что. Полагаю, теперь я знаю, почему он предложил мне составить вам компанию.
– Не рассказывайте ему, что я была больна, Макс. Вы знаете, как его пугают болезни. Мне уже лучше.
– Нет, вам не стало лучше. Но я уважаю человека, который может надеть костюм в «Мулен Руж» и сделать то, что сделали вы, поэтому я исполню ваше желание. Если Пикассо сам не узнает. Но, когда вернется, я ничего ему не скажу.
– Спасибо.
– Имейте в виду, я считаю это ошибкой. Но я сам наделал в жизни столько ошибок, что не могу вас винить. – Его смех заполнил неловкую паузу и отголосками раскатился по старому дому. – Вы же знаете, что Пикассо все равно будет любить вас, даже если вы заболеете.
– Я еще не готова так рисковать, – призналась Ева, когда очередной удар грома сотряс оконные стекла.
Дон Хосе умер в мае. Он был мощной силой в жизни своего единственного сына, и Пикассо ощущал тяжкий груз невысказанных слов и неспособность это исправить. Несколько дней он молчал и в конце концов решил один отправиться в Барселону. Ему хотелось взять Еву с собой, но в Испании считалось неподобающим приводить на похороны женщину, не связанную узами родства с покойным. А Ева, несмотря на желание быть рядом с ним, с облегчением поняла, что получила еще одну небольшую отсрочку, чтобы поправить здоровье.