– Вчера вечером он работал допоздна и ушел из дома на рассвете, – ответила Ева.
– Знаю, вы еще слабы, но если сможете, нужно поговорить с ним и решить дело раз и навсегда. Не позволяйте этой ране воспалиться. Сейчас вы как никогда необходимы друг другу.
Ева ценила то, что Гертруда теперь относилась к ней так же доброжелательно, как и Алиса. Обе женщины глубоко повлияли на нее и на их отношения с Пикассо.
– На самом деле, мне уже гораздо лучше. Я чувствую себя сильной.
– Тем не менее я поеду с тобой на Монмартр и буду ждать в такси, – заявила Сильветта.
– Мы с Алисой позаботимся о том, чтобы здесь все было в порядке, – сказала Гертруда.
Как и ожидалось, Ева нашла Пикассо, сидевшего на деревянной скамье под деревьями на площади Равиньян. Он был окружен множеством голубей, но как будто не замечал их, как, впрочем, и ее, когда она опустилась рядом с ним. Прошло некоторое время, прежде чем она набралась храбрости и обратилась к нему.
– Мсье Канвейлер повсюду ищет тебя, – тихо сказала она. – Ты же знаешь, завтра начнется аукцион.
– Si. Я знаю.
– Он пришел к нам, чтобы выяснить вопрос о стартовых суммах на разные картины. По его словам, если вы все сделаете правильно, это будет самое знаменательное событие в твоей жизни.
– Сомневаюсь, – равнодушно бросил Пикассо и снова надолго замолчал. – Как ты узнала, где меня найти?
– Я знала, потому что люблю тебя.
– Тебе нужно вернуться домой и отдохнуть.
– Без тебя это не дом, Пабло.
– Мне нужно время, чтобы подумать. Раз уж ты знала, где меня искать, то знаешь и об этом.
Она покачала головой.
– Я лишь хотела защитить тебя от тревог, чтобы ты мог нормально работать. Боже, Пабло, мне так жаль… – оба вздохнули и сделали вид, будто наблюдают за голубями, копошившимися на мостовой. – Если я лягу на операцию следующим летом, все изменится.
– Ничто не бывает таким предсказуемым, как перемены, верно?
Она положила руку на его бедро.
– Ты когда-нибудь простишь меня или все останется по-прежнему? И наши отношения станут такими же, как у вас с Фернандой?
– У нас с тобой никогда не будет так.
Ева заметила, как дернулась мышца на щеке Пикассо. В его черных глазах стояли слезы.
– Я не собираюсь обсуждать дела с Канвейлером, – наконец произнес он. – Сейчас это слишком трудно для меня. Мне нужно работать. Я художник, а не бизнесмен.
– Я тоже была швеей, а не танцовщицей. Но ничто не бывает таким предсказуемым, как перемены, не так ли?
– Иногда я почти ненавижу тебя за то, что ты такая умная, – сказал он.
– Ну уж извини.
– Тебе действительно нет равных.
– Ты моя жизнь, Пабло.