– Мне нравится, как это звучит.
– Теперь, когда твои волосы отросли и снова блестят, я испытываю прилив вдохновения. У меня есть идея нарисовать тебя в образе натурщицы. Ты выходишь из гардеробной, а я рисую самого себя, ожидающего твоего появления. В сущности я могу оставить свое лицо лишь в виде эскиза, а не автопортрета, чтобы сосредоточить внимание на тебе и твоем роскошном теле.
Ева игриво приподняла бровь.
– Понятно. Значит, я буду обнаженной?
– Разумеется. И если все получится так хорошо, как я себе это представляю, это будет мой свадебный подарок для тебя.
Ева опустилась на подушки.
– Пабло, мы уже обсуждали это. Еще слишком рано.
– Прошел год, mi amor. Сейчас ты так же здорова, как и я. Все ужасы остались позади, и траур по моему отцу подошел к концу, так что нет причин ждать еще дольше. То есть если ты любишь меня, конечно.
– Я буду вечно любить тебя.
– Тогда решено. В газетах пишут, что в Париже стало спокойнее. Мне не терпится проверить квартиру и убедиться в том, что там все в порядке. Гертруда с Алисой тоже вернутся и смогут присутствовать на свадьбе. Члены моей семьи ожидают лишь моих указаний.
– Ты ведь знаешь, что отель «Морис» превращен в госпиталь для раненых солдат.
– Есть другие отели. Это не проблема.
– Но тот отель бы особенным для нас обоих. Если мы устроим свадебный завтрак где-то еще, это будет дурным знаком.
– Кто теперь говорит о предрассудках? Все уже распланировано. Я сам отвезу нас на автомобиле из церкви с особым шиком и испанскими колокольчиками, привязанными сзади.
– Но ты не умеешь водить! – ахнула Ева. Сентинель залаял.
– Еще не умею, но собираюсь купить автомобиль, поэтому должен научиться. Я договорился об уроке вождения с молодым солдатом. Первый урок – сегодня, во второй половине дня. Потом я куплю у него машину. Его семья нуждается в деньгах, но его отец не примет в подарок ничего, даже эскиза. Эти люди во многом напоминают мне нас с отцом в прошлом. Думаю, я должен учитывать и это обстоятельство.
– Ты очень добрый человек, Пабло Пикассо, – Ева улыбнулась и поцеловала его в щеку.
– Никому не говори об этом, – он усмехнулся. – Кроме того, я мужчина, который любит свою женщину… yo amo a mi mujer.
Позднее, когда Ева и Пикассо шли по городу, все вокруг напоминало о серьезности положения и о войне, которая казалась бесконечной. Сейчас ситуация стала менее острой, но конфликт был еще далек от завершения. Между тем Авиньон превратился в настоящий военный лагерь. Живописные мощеные улицы теперь были заполнены батальонами марширующих солдат и толпами оборванных беженцев. Повозки с сеном и велосипеды сменились грузовиками с оружием или добровольцами. Войска располагались в театре, здании суда и даже в историческом Папском дворце.