Зато вернулся слух:
— Кро-ви! Кро-ви! Кро-ви! — дружным хором скандировали детские голоса.
— Казнить! Проклятого! Империалиста! — отдельные, несущиеся со всех сторон выкрики неожиданно собрались в цельную и крайне неприятную фразу.
— Он враг народа! — вдруг вытеснил все противный женский визг. — Четвертуем гадину!
С огромным трудом, буквально разрывая шею, я сумел приподнять голову чуть выше и взглянул вперед. Над беснующейся толпой нависала красная, как запекшаяся кровь, зубчатая кирпичная стена, а чуть ближе, в ее тени, торчали полированные грани неуклюжей кубической махины Мавзолея. Длинный ряд ответственных руководителей на трибуне сливался в серую ленту, однако торчащая посередине стойка микрофонов выдавала местоположение хозяина.
— Ну что, товарищи, не пора ли нам казнить проклятого империалиста? — раскатился по площади громовой вопрос. Характерный акцент не оставлял сомнений:
— Сталин! — просипел я.
— Казнить, казнить, казнить! — эхом откликнулась толпа.
— Наши цели ясны, задачи определены, — легко согласился «вождь всех времен и народов». Картинно заложив руку за обшлаг шинели и, чуть нагнувшись вперед, он доверительно добавил: — За работу, товарищи![255]
— Ура! Ура! Ура! — дружно оскалились головы широких народных масс.
Вращение колеса подо мной наконец-то прекратилось, откуда-то сбоку вылез здоровенный детина в нелепом черном колпаке на голове и с огромной ржавой секирой в руках.
— Ну что, сердешный, — пробасил он, — готовься, будет больно.
И без всякой подготовки, почти без замаха рубанул по ноге куда-то пониже колена. Хрясь! Хлестанул по нервам вал боли, во рту захрустели осколки сломанных о кляп зубов. Хрясь! Соленая кровь залила горло, а потом с криком вылетела красным фонтаном вверх изо рта. Хрясь! Исчезла рука, но грамотно привязанное к колесу тело не смогло извернуться от следующего удара. Хрясь! Сознание наконец-то покатилось в спасительную черноту небытия.
Вдруг прямо перед моими глазами появилось смутно знакомое лицо, круглое, почти лысое и в пенсне.
— Зря ты так, гражданин Коршунов, — раздался подозрительно мягкий голос. — Нет бы свалил за океан воплощать великую американскую мечту, нашел бы девку, да жил в свое удовольствие. Так ведь нет! Решил, что покажешь красивые картинки на куске пластика и тебя враз сделают советником нашего любимого и дорогого вождя? Ха-ха! Так получи же заслуженный приговор, проклятый прогрессор!
Лицо исчезло, но я успел заметить, как тускло блеснула над головой летящая вниз сталь.
Хрясь!
В мои широко распахнутые от ужаса глаза из-за плотно зашторенного окна льется свет тусклого дня. Колеса вагона неторопливо отбивают свое извечное чучу-чу-чух, чучу-чу-чух.