Я же в этот момент замер в ступоре. Наверно, во всем мире не найти человека, менее подходящего на роль дамского угодника. Низкий, толстый, начавший лысеть очкарик, с короткой шеей и смешным носом уточкой над широкими, чуть припухлыми губами, вдобавок одет вызывающе серо и не модно. С такой внешностью, да в постели к дамам высшего советского света?! Тут я приметил на столе среди остатков еды сильно початую бутылку госспиртовской «Английской горькой» — так он еще пьет сам с собой!
Не знаю, как писатель истолковал мое замешательство, вероятно, списал на смущение молодого парня из провинции, но разговор он поддержал в лучших британских традициях:
— Скучно сегодня, очень скучно и жарко, — тут Бабель перехватил мой взгляд, остановившийся на водке: — Это пустяк, знаешь, реальный пустяк для меня. То ли дело было… Но ты наливай, не стесняйся!
Он с иностранным акцентом щелкнул пальцами в воздухе, подзывая официанта:
— Еще англичанки и приборы молодому человеку!
— И что там у вас на обед, несите тоже, — заторопился я вслед чересчур энергичному собеседнику, испугавшись остаться наедине с хрусталем рюмки.
— Сей момент, — донеслось из-за стойки.
— Так вот, на чем мы остановились? — Айзек стянул очки и начал их аккуратно протирать вытащенным из кармана платком. — Понимаешь, — он доверительно понизил тон, — самое сложное это начинать беседу с незнакомым человеком. Ни малейшего понимания, что ему интересно, а что вызовет раздражение и гнев. Заведешь разговор про девок, а он оказывается женат и души не чает в супруге. Или распишешь вегетарианцу вкус жареного в яблоках гуся, да предложишь отведать старого Фин-Шампань тому, кто в строгой завязке, а то еще про храм какой обмолвишься, а собеседник вовсе магометянин.
— Типа, не говори о веревке в доме повешенного? — попробовал сострить я.
— Точно! — с наигранным энтузиазмом Бабель подхватил заезженную шутку. — Так вот, со мной все просто, писатель я. Ну, в журналы там статейки кропаю или еще куда. Мое дело не интересное, знай, скреби карандашиком бумагу, черкай да переписывай набело.
Мимикой я старательно изобразил недоверие к прибедняющейся знаменитости, но ломать игру не стал. Все равно вопросы будут, так лучше заранее, на трезвую голову выдать частичку вызубренной в деталях легенды. Заодно и проверить слабые места можно без особого риска, с таким-то гандикапом по части употребления «очищенного вина».
— Так со мной вообще неинтересно, — я деланно развел руками. — В детстве бегал в школу да на запруду с дружками в маленькой деревушке с аппетитным названием Пироги. Батя там фельдшером работал, а мать и не помню толком, померла она, когда братика рожала. Потом, уж когда война началась, отцу службу предложили в Кременчугском лазарете, мы туда и переехали, пошел в Александровское реальное, на основное отделение.