Карев сказал:
- Уволился я из милиции, Серегин. Пятый год работаю в мебельном комиссионном. - По болезни?
- Да нет, здоров я. А ты-то на пенсии? - Сто целковых дали. Не жалуюсь... Дочка у меня кончает торговый техникум, зять - экономист. Жить можно, Яков Степанович. Спасибо вам - дали мне тогда чистый паспорт.
- А у тебя почему такая большая пенсия? - спросил Карев. - Ты где работал последнее время? - Шофером-дальнорейсовиком. Водил МАЗ. - Калымил небось?
- Сказать по совести, случалось. Но не рядился, брал, сколько дадут. Создавал людям удобство... А вы правда уволились, Яков Степанович, или шутите? - Правда. Серегин покачал головой.
- Такой были работник, это ж поискать! Вы нашего брата разматывали будь здоров. Известно было: раз попался к Кареву - колись до пупа... По собственному желанию ушли? - По собственному.
- С ума сойти. Вы ж на сегодняшний год уже, наверное, полковник были?
- Майор, - сказал Карев. - Не в званиях дело, Серегин.
- Как посмотреть, - сказал Серегин. - У меня было звание - жулик. А нынче - водитель первого класса. Две большие разницы... Он дотронулся до локтя Карева. - Яков Степанович, сделайте мне уважение: такого человека встретил, охота посидеть с ним. У меня поллитра настояно на калгане, я не алкаш, но раз выпал такой случай...
- Это для чего ж, на калгане? - спросил Карев. - Для желудка.
На улице лил дождь, Карев устал, ему все надоело. - Ладно, - сказал он. - Отметим встречу.
Они пошли на кухню.
Серегин усадил гостя за стол, а сам принялся хозяйничать.
Делал он это суетливо, радостно, но умело. Собрав на столе тарелки, вилки, ножи, он не положил их навалом, а расставил два прибора друг против друга и даже расстелил подле них бумажные салфетки треугольничком.
Поколдовав у плиты, он вынул теплое жаркое в латке, достал из холодильника колбасу, соленые огурцы, сыр.
Карев посмотрел на запотевший графин с коричневой водкой.
- Тут, Серегин, не пол-литра - граммов восемьсот.
- Возможное дело, - сказал Серегин. - Зять доливает, я доливаю, мы не меряем. - И обое лечитесь? - спросил Карев. - Я лечусь, а он - так... Между прочим, Яков Степанович, зятек мой не знает про меня. Вообще-то он парень дельный, только зануда. - А дочь знает? - спросил Карев. - Не вполне. В случае они придут, значит, я вам поставил, чтобы вы мебель оценили подороже... Давайте по первой, Яков Степанович, за встречу.
Калган оказался крепкий, но вкусный. Отсыревшее тело Карева тотчас угрелось, он не ел с утра - день выдался беготливый - и сейчас налег на закуску. Ему было приятно, что против него сидит за столом приветливый, домовитый Серегин - человек, которого он, Карев, кажется, довел до ума. Подробностей серегинской уголовной биографии он уже не помнил, промелькнули лишь какие-то маловразумительные обрывки, однако тот факт, что этот Серегин знал Карева в лучшие его боевые годы, а не мебельным оценщиком, торгашом, растрогал Якова Степановича.