Мокся заговорщицки пыхтел мне прямо в ухо и, препротивнейше щекоча меня своей распущенной волоснёй, что-то возбуждённо бубнил и бубнил, бубнил и бубнил… Наконец мне удалось собраться с мыслями и до меня начал доходить смысл его слов:
– Я всё нашёл почти сразу! Всё нашёл, какой я молодец, да-а?
– Да-да, да-а отвяжись ты, молодец! И иди уже, наконец! – отвечал я, пытаясь хоть немного отодвинуться в сторону от этого чуда в волосьях. Но не тут-то было, он здесь же вновь подполз поближе! Вот ведь какое навязчивое существо! Словно прилип ко мне, как банный лист… не важно, к чему.
Отчаявшись отлипнуть от него, я недовольно пробурчал сквозь зубы:
– Ну ты, прямо, явный разудалый молодец, каких мало! И что ты в очередной раз нашёл?
– Что просили, то и нашёл. Старался ещё, из кожи вон лез! А они в ответ бурчат мне тут недовольно сквозь зубы! Цедят тут ещё, словно на врага народа. Это кому? Мне! Вместо заслуженной и искренней благодарности. Что же это такое делается? Сами просят, и сами же потом и недовольны. Лицо ещё, с позволения сказать, воротят! Смотри мне, я ведь в другой раз не посмотрю, что ты пользуешься моей незаслуженной благосклонностью!
Тут я, наконец, понял, что он нашёл проход. А его последние слова – это не что иное, как строгий выговор мне за грубость и невнимательность. Получить выговор от домового, каково, а? Где ещё найдёшь такую диковинку?
Но я-то, конечно, был виноват перед ним, дело ясное, и, чтобы хоть как-то загладить вину, сказал примирительно-извиняющимся тоном:
– Молодец, конечно, молодец, я просто не сразу понял спросонья! Извини, пожалуйста. И где же он, этот проход?
– Ладно, так и быть, на первый раз извиняю. Но гляди у меня на будущее, чтоб больше не шипел. Вот я и говорю, что я молодец. А ваш потайной проход находится прямо под лестницей, идущей от входного люка. Там имеется большой просторный лаз и из него бьёт яркий свет, прямо из-под ступенек. Только как его открыть, я так разобраться и не смог, может, там секрет какой хитрый есть, не знаю. Облазил всё вдоль и поперёк, можно сказать, не щадя живота своего, и понял, что лестница устроена, как детские качели. Знаешь, такая длинная широкая доска, а посередине опора, обычно бревно. Там опорой служит не бревно, но принцип тот же: лестница должна наклониться в другую сторону. Её низ должен стать верхом, а верх – низом, и проход открыт.
В этот момент мне показалась странной и непривычной его манера изъясняться. Как будто его словарный запас пополнился новыми, несвойственными ему словами и выражениями. Может быть, даже наверняка, это следствие того, что он, сидя в своей трубке, слушает нас, когда захочет, и мотает услышанное на ус, а это явно идёт ему на пользу. Вот хитрец какой, эдак он со временем станет первым учёным домовым.