– Великолепно! – восхитился я.
– Может быть, мы теперь прогуляемся немного, – предложил Джолнс. – Сейчас имеется только одно более или менее стоящее внимания преступление. Старик Мак-Карти, ста четырех лет от роду, умер, объевшись бананами. Все улики так явственно наводят на след мафии, что полиция уже оцепила клуб «Гамбринус» № 2 на Второй авеню, и арест преступника – вопрос нескольких часов. К помощи сыскной полиции пока еще не возникло необходимости прибегать.
Мы с Джолнсом вышли из дома и направились к остановке трамвая.
Пройдя с полквартала, мы повстречали Рейнгельдера – одного нашего знакомого, занимавшего должность в муниципалитете.
– Доброе утро, Рейнгельдер, – сказал, приостанавливаясь, Джолнс. – Вы отлично позавтракали сегодня.
Будучи всегда настороже, дабы не проморгать какого-нибудь неповторимого дедуктивного озарения великого сыщика, я заметил, как взгляд Джолнса на мгновение задержался на длинной, узкой капле чего-то желтого, оставшейся на пластроне сорочки Рейнгельдера, и на такой же, но поменьше – на его подбородке. И та и другая капли поразительно смахивали на яичный желток.
– А-а, этот ваш детектифный штучка, – сказал Рейнгельдер, сияя улыбкой от макушки до пят. – Пьюсь оп заклат на выпивок и сигар, што вы не угадает, чем я сегодня зафтракаль!
– Идет, – сказал Джолнс. – Вы ели сосиски и пили кофе с ржаными булочками.
Рейнгельдер подтвердил, что все отгадано точно, и оплатил пари. Когда мы двинулись дальше, я сказал Джолнсу:
– А мне показалось, что вы смотрите на следы яичного желтка у него на рубашке и на подбородке.
– Вы не ошиблись, – сказал Джолнс. – Это было отправной точкой моих дедукций. Рейнгельдер прижимист и бережлив. Вчера на рынке цена на яйца упала до двадцати восьми центов за дюжину. А сегодня она подскочила до сорока двух. Рейнгельдер ел яйца вчера, а сегодня вернулся к своему обычному рациону. Это все безделки, Ватсоп, – арифметическая задачка для первого года обучения.
Войдя в трамвай, мы обнаружили, что все места в нем заняты – и преимущественно дамами. Мы с Джолнсом остались стоять на задней площадке.
На одном из сидений примерно посредине трамвая сидел пожилой, прилично одетый господин с короткой седеющей бородкой – с виду типичный зажиточный нью-йоркский обыватель. На остановках в трамвай одна за другой стали входить женщины, и вскоре возле господина, занимавшего вожделенное сиденье, повисли, держась за ремни и испепеляя невежу взглядами, три-четыре дамы. Но невежа сохранял непреклонный вид и не двигался с места.
– Похоже, мы, ньюйоркцы, – заметил я, – утратили всякое представление о хорошем воспитании – или, во всяком случае, не очень-то демонстрируем его на людях.