К обеду картошки на рынке осталось мало, передние столы, что около входа, пустели один за другим, и возле Ксени и даже возле Степановны установились небольшие очереди.
— Не грех бы цену-то поднять, — шепнула Степановна, занимая у Ксени мелочи.
— Стыда не оберешься, — ответила Ксеня.
Степановна по привычке заворчала, но Ксеня уже не слушала ее, потому что возле весов стояли люди и торопили.
Подошла очередь высокой дамы в меховой шубе из каких-то желтых с темными полосами посредине шкурок.
Ксеня заметила эту даму еще тогда, когда та становилась в очередь. «Какой это у нее мех? — подумала тогда Ксеня. — И не угадаешь, что за зверь такой…»
А теперь эта дама придирчиво отбрасывала с весов среднюю картошку, и ту, которая была хоть чуть задета лопатой, и ту, на которой были наросты.
— Вы не выбирайте, — сказала Ксеня. — Картошка вся хорошая. Гнилой нет.
— Я тебе деньги плачу! — неожиданно громко взвизгнула дама. — Дерут последнюю шкуру да еще требуют, чтобы не выбирали! Тунеядцы!
— Вы не оскорбляйте, — терпеливо сказала Ксеня, — Я не меньше вашего работаю. Может, даже побольше.
Ксеня подумала, что дама эта, наверно, никогда не гнула в поле спину от зари до зари, но зато у нее есть такая шуба, какой Ксене в жизни не носить. И не ей говорить, что с нее дерут последнюю шкуру.
Дама в шубе больше не ругалась, а молча отсчитала деньги, взяла свою картошку и ушла. И Ксене показалось, что вся очередь тоже молчаливо осуждала эту даму, потому что там стояли всё люди простые, никакой роскоши на них надето не было, и наверняка они понимали, что Ксеня эту картошку своим потом поливала и не она виновата, что в магазинах нет картошки подешевле.
Потом Ксеня подумала, что, появись она в своей деревне в такой вот шубе, ее наверняка засмеяли бы. И парни первые. Потому что шуба эта, как балахон, и не угадаешь, что под ней: бабья стать или суковатая коряга…
Картошку свою Ксеня продала первая, свернула мешки, сбегала к воротам купить пирожков с ливером и повидлом, съела их и стала помогать Степановне, к которой все еще подходили, покупатели. Ксеня теперь вешала картошку, а Степановна только получала деньги.
К пяти часам у Степановны еще оставалось полмешка картошки, и Ксеня подумала, что, когда приедет Сергей, эти полмешка придется везти обратно в деревню.
Но Сергей к пяти не приехал, и до закрытия рынка всю картошку удалось продать.
А потом с рынка пришлось уйти, и Ксеня со Степановной долго стояли у ворот, мерзли и все ждали Сергея. В городе уже было темно, горели большие желтые, как луна, фонари. По соседней улице, рядом с рынком, бесшумно проносились легковые машины. Куда-то спешили люди. Они шли широкими потоками в обе стороны, и не было у этих потоков ни начала ни конца. И Ксене страшно захотелось быть нарядной горожанкой, идти в одном из этих потоков, спешить в кино или там в театр, и чтобы позади, за спиной, у нее был свой городской дом, с диваном, с комодом, уставленным разными безделушками, и с радиолой «Рекорд», возле которой аккуратной стопкой, под вышитой салфеточкой, лежали бы самые хорошие, самые веселые и самые грустные пластинки и среди них — любимая песенка о том, что «нет любви хорошей у меня».