Но мало слов и призывов. Мало неустанных трудов и личного примера. Нужны факелы, освещающие путь. Одним из таких факелов для османов был уважаемый Сулим-паша. Но старость, а главное жестокие раны помутили его разум. Если голова разрывается от ужасных болей, а руки трясутся от старости, человек готов отдать все свои богатства, чтобы хотя бы на день утихомирить боль и вернуть былую силу и молодость. А тут еще появляется проходимец и дает выпить чудодейственную настойку, которая действительно взбадривает страдающего ежедневными болями тела и души некогда могучего воина. И вскоре старик уже на все согласен, только, чтобы чувствовать себя как в годы своей славы. И его вовсе не трогает то, что для этого нужно… Как сказал проклятый жрец? А, сырье из юных девственниц!
А снадобья действительно помогают старику. Он настолько окреп, что даже способен нарушить девственность понравившихся ему девушек. Он так этим увлекся (я бы даже сказал – заболел), что дни напролет прочесывал дом за домом в поисках прекрасноликих жертв.
Вина ли сошедшего с ума старика в том, что его окрутил коварный чужеземец и к тому же язычник? Вина ли вообще сумасшедших, не отдающих себе отчет в том, что они делают? Вина ли в желании вернуть силу и молодость хотя бы на один день даже ценою человеческих жертв? И да, и нет? Не существует среди смертных окончательной справедливости ни в одном из вопросов или из того, что они делают. Для одних так, для других иначе. И никогда не бывает того, чтобы все были единодушны. И никогда не будет, ибо человек изначально подобие бога, но не бог!
Можно ли перед этими подобиями тушить факел веры и мужества, что многие годы вел борцов за веру на справедливый бой? Можно ли во всеуслышание воскликнуть: «Тот, кого вы почитали многие годы, как пример для подражания, сумасшедший старик и убийца ваших дочерей»? Нет, нет и нет! Значит прав мудрый великий визирь и мудрейший из мудрых бей османов. Так что…
Воров посадим на колы, перед тем отрезав носы, уши и языки. Народ любит видеть в таком виде своих обидчиков. Проклятый жрец покается, правда без языка, в похищении и в ритуальном языческом убийстве несчастных девственниц и будет четвертован с предварительным вырыванием желудка, в который он принимал кровь своих жертв. А… Дьявол меня побери… О Аллах, прости мой грешный язык! Что касается Сулим-паши… Я даже голову не могу ему отрубить. Так что тихонечко повиснет в петле и отойдет во сне в райские сады к Всевышнему, где и место священному воину-гази…
Даут глубоко вздохнул и грустно посмотрел на сидящего напротив «синего пса», что уже много дней не стягивал с головы свой огромный капюшон. Да и сказал Гудо за все эти дни не более четырех слов. Да и те Дауту надоело слушать. Ох, сколько раз он их слышал и, скорее всего, услышит вновь тихий стон: «Это вечное проклятие палача»!