Венецианцы, сидящие на раскладных стульчиках вдоль борта в нескольких шагах от выпустившей лоханку двери, провели взглядами спину мальчонки, и продолжили беседу. Тяжело начавшийся разговор, как следствие неприятных чувств вызванных потерей вещественных доказательств, а именно лодки и мертвого тела, ко дну кувшина стал приятнее и оживленнее. Этому способствовали так же наблюдения за тем, как давятся бобами и сухарями гребцы, матросы и всякая вспомогательная мелкота. Воины довольствовались прибавкой к этому обеду куска солонины. На фоне этой скудости было приятно поглощать сочные окорока, сальную колбасу и копченую птицу, поданные по указанию герцога, и при этом чувствовать свою важность и обособленность.
Сладкое вино и приятная пища были приняты как должное, но никак не согласие поступиться святым – служению Венецианской республики. Поэтому разговор вновь и вновь возвращался к прибившейся лодке и к находившимся в ней.
Еще вчера утром не знавшие друг друга венецианцы сошлись в крепком союзе. А укреплял этот союз необъяснимо крепкое вино.
– О! Это прекрасно действующая молитва! – продолжил свою мысль лекарь. – Я четырежды произнес: Святой великомученик Пантелеймон[32], кроткий и свято живший, принявший муки во славу Господа! Моли Бога о нас грешных! Помоги нам во врачебных делах. Как извлекал ты из рук и ног христианских занозы, и как легко выходили эти занозы, так пусть легко выйдет из тела этого христианина стрела. Да поможет в этом сын божий, принявший за нас смерть на высоком кресте! Эту молитву нужно повторить три раза, и в третий раз взять безымянными пальцами стрелу и вытаскивать ее.
Пьянцо Рацетти и Аттон Анафест, многократно участвовавшие в войнах, с сомнением посмотрели друг на друга.
– Молитва – дело важное. Но все-таки вытащить стрелу не так просто, – покачал головой знаток военных механизмов и многого, что бывает на войне, Аттон Анафест.
Юлиан Корнелиус медленно провел ладонью по короткой рыжей бороде и согласно кивнул головой:
– Что ж. Придется признаться. Пришлось поработать и руками. Во имя великой Венеции я пренебрег строгим правилам врачебной этики и вынужден был стать на время хирургом. Если кто-либо из медицинской корпорации Венеции, или других городов, узнает о том, что мне пришлось опуститься до ремесленничества… Скажу более – бакалавры от медицины дают клятвенное обещание даже не производить кровопускание, а не то, что резать плоть и кости. То, что уж мне – магистру науки… Да что там говорить…
– Заверяю тебя, славный лекарь Юлиан Корнелиус, эта тайна останется между нами, – поспешил заверить лекаря Пьянцо Рацетти.