– Вы прибавьте, прибавьте в протокол, – добавила мстительная Василиса, – что не важно, кто его убил, важно, что он получил по заслугам…
Из-за снега дерево за окном казалось совсем белым, и на одной из веток его сидела сова, а может быть, филин. Отставной штабс-капитан посмотрел на него и отвернулся.
– А теперь, полагаю, – сказал Павел Антонович, – мы можем поговорить о том, что такое русский характер и чем он отличается от характера других наций.
Постороннему наблюдателю было бы очень легко описать кабинет хозяина дома, в котором сейчас находились Павел Снегирев и Джонатан Бэрли. Просторная комната была заставлена разномастными книжными шкафами, которые тянулись вдоль стен и громоздились даже в простенках между окнами. На корешках красовались надписи на русском, французском, немецком, английском и других языках. Книги царствовали в кабинете безраздельно, и оттого все остальное – бюро и кресло возле окна, небольшой диван, простой камин без всяких украшений, темный ковер на полу – имело вид случайных элементов обстановки, даже несмотря на то, что все они находились в кабинете больше полутора десятков лет. Джонатан Бэрли примостился на диване, устремив внимательный взор на своего собеседника, который расхаживал по комнате, заложив руки за спину.
– Было бы неправильно рассматривать национальный характер в отрыве от исторических условий формирования нации, а также географических условий, в которых она находится, – продолжал Снегирев, поглядывая то на лицо англичанина, то на языки пламени в камине, то на книги в ближайшем шкафу. – Я уже не раз говорил – и продолжаю настаивать – русская нация сложилась в борьбе со всем, что на протяжении веков хотело ее уничтожить. Силы, которые противостояли русскому народу, приходили как с Востока, так и с Запада, и в этом контексте набеги печенегов, монголо-татарское нашествие и война с Наполеоном стоят в одном ряду. Если мы обратимся к географии, то нельзя не констатировать, что лучшие места на земном шаре достались вовсе не нам. Наши зимы холодны и суровы, лето не всегда балует нас теплом, а переходные сезоны утомительно растянуты во времени и влекут массу неудобств. Что можно сказать о человеке, которому мало того что приходится жить в не слишком благоприятных условиях, так еще к нему периодически являются незваные гости, чтобы не дать ему жить в принципе? Конечно, он не будет оптимистом; конечно, он не сможет позволить себе легкомыслия, потому что оно слишком дорого может ему обойтись; и, конечно же, ему придется научиться давать отпор любому, кто попытается его задеть. Отсюда наш русский пессимизм, наша категоричность, о которой я уже говорил, и наша готовность давать воинственный отпор везде и всегда, вплоть до дискуссий о дамской косметике, – готовность, которую многие мои коллеги путают с хамством, но которая по сути таковой не является.