- Ну, ты даёшь! Погляди, как она на тебя смотрит. Она же глаза отводит, когда с тобой разговаривает, вспыхивает сразу, теряется. И с браслетом этим носится, как курица с первым яйцом. Твой подарок? – Ксюша откровенно веселилась, открывая ему глаза. Недоуменное выражение лица её друга доставляло ей удовольствие.
- Да. Была там ситуация в Москве. Обидел я её сильно. Наверно ни за что, просто вспылил. Ты же меня знаешь, находит иногда. Пришлось прощение просить. И откупаться, что ли.
- Ага. И мужика включил? – девушка смотрела понимающе.
- Что значит «включил»? Я что, не мужик?
- Ещё какой, если постараешься! Небось, успокаивал?
- Так она рыдала, как ребёнок.
- Да что вы все заладили: ребёнок, ребёнок! Да какой она ребёнок?! – Ксюша взорвалась. - Девчонке скоро двадцать! Половина в её возрасте своих детей имеет! Мне почти столько же было, когда с тобой познакомилась, не помнишь?
- Ну, ты другой была.
Но девушка продолжала, не слушая:
- Просто ведёт себя так, привыкла маленькую из себя строить, так ведь проще. А то, что девочка, так это поправимо, пять минут работы, – Ксюха зло ухмыльнулась. – Да всё она знает! И откуда дети берутся – тоже. И чувствует всё. Увидела нас с тобой сегодня – вот и напилась с горя. Что тут не понятного? Всё как белый день. Это просто ре-е-евность!!! – последнее предложение Ксюша произнесла резко, с большими паузами, выделяя каждое слово.
Аркадий отвернулся к окну, обдумывая всё, что услышал. Поверить было сложно.
«Да быть не может! Я же старый для неё», - рассуждал Климов. - «А если всё же это так? Может и вправду Маринка что-то себе придумала там, в Москве? А потом увидела нас с Ксюхой… Ревность. Если это от ревности – тогда, пожалуй, да, всё сходится».
- Не знаю, - он растеряно посмотрел на Ксюшу. – Я ничего для этого не делал… Я…
- Верю. У тебя это получается непроизвольно, - подруга иронично улыбалась.
- В любом случае, даже если это так, я не собираюсь потакать ей в этом, - он резко опустил руку с окурком в пепельницу и посмотрел на Ксюшу. - Завтра она получит всё, что заслужила, - в голосе певца послышались железные нотки.
Утром Климов уже стучался в номер девушек.
- Ну, как тут наша алкоголичка мадмуазель Марина? Живая?
Она лежала в кровати, натянув одеяло почти до глаз. Вид у неё был жалкий: бледная, с размазанной косметикой, которую не смыла на ночь, и растрёпанными волосами. Её била мелкая дрожь.
- Сядь! – приказал Климов.
Марина, сморщившись, села, с трудом преодолевая головную боль и натягивая одеяло, посмотрела исподлобья испуганно и виновато. Этот взгляд растопил последнюю злость Аркадия.