— Сядь, — сказал я. — Не убежит.
Она послушалась.
— Что ты кричала на берегу?
— Мой господин великий шаман и умеет воскрешать мертвых.
Я едва удержал чашу в руке.
— С чего ты взяла? — спросил, откашлявшись.
— Стал бы ты тащить из реки сарму, если б не собирался ее воскрешать! — пожала она плечами. — Зачем нам дохлятина? Разве я солгала? Все видели, как ты вдохнул в нее жизнь.
Я почесал в затылке. И вот что теперь: ругать ее или хвалить? Если б не откачал сарму, опозорился бы навек. Пал в глазах сотни ниже копыта. Но мне удалось, и я в авторитете. Сани — умница! Я поманил ее пальцем. Она склонилась, и я чмокнул ее в щечку. Кварта зарделась.
— Господин! — сказала, потупясь. — Я не заслужила такой ласки.
— Это мне решать! — хмыкнул я.
— Знаешь, кого ты воскресил? Ее зовут Бимжи, что означает «голубка». Она дочь Дандаки, единственная.
Я покачал головой. Надо же, как срослось! Выходит, не зря купался.
— Дандаки любит Бимжи, поэтому держит ее при себе. Сегодня та едва не погибла.
Лучше надо детей воспитывать! Зачем было лезть с копьем?
— По обычаю сарм, если шаман возвращает кому-то жизнь, то спасенная принадлежит ему. Теперь Дандаки обязана отдать Бимжи тебе.
Всю жизнь мечтал!
— Отказаться нельзя! — заторопилась Сани, разглядев выражение моего лица. — Оскорбишь.
— Зачем мне она?
— Ну… — Сани потупилась и стала возить пальчиком по траве. — Бимжи — треспарта и очень красивая.
Хм! Не заметил.
— Ты можешь взять ее в постель, и она будет ласкать тебя всю ночь.
— Поэтому Дандаки с радостью ее отдаст? И даже будет настаивать?
Сани кивнула. Нет, добро наказуемо! Мало того, что спас сотнице дочь, так еще и спать с ней? Фиг вам! Я скрутил кукиш и ткнул им в сторону сарм. Сани засмеялась. Она знала, что означает это жест.
— Господин!
Она склонилась и неумело ткнулась губами мне в щеку. После чего вскочила и захлопотала над костром, приняв самый озабоченный вид. Гм… Кажется, меня неправильно истолковали.
…Дандаки явилась, когда мы хлебали варево — ложками, из одного котелка. Сотницу сопровождала спасенная мной Бимжи. Следом сарма из сотни тащила миску с дымящим мясом. По знаку Дандаки миску поставили перед нами, после чего сарма исчезла. Мать с дочкой сели напротив и поджали под себя ноги. Сотница сделала приглашающий жест:
— Угощайся!
В миске исходило паром бычье сердце, из чего я сделал вывод, что нам принесли самое лакомое. Уговоров я ждать не стал. Разрезав сердце ножом, подцепил половинку и протянул Сани. Вторую взял себе. Сотница поморщилась, но промолчала. Мы с квартой жевали мясо, запивая его вином. Дандаки и ее дочь молча смотрели. Жуя, я разглядывал Бимжи. Сани не соврала — и в самом деле хорошенькая.