Гисберт начал розыск, стараясь не привлекать к себе внимания. Впрочем, он все делал так, особенно то, что касалось искусства. Мечта о писательской карьере давно канула в Лету. Он давно перестал рассылать рукописи по издательствам. Толкотня в переплетных мастерских осталась в прошлом, как и читки произведений литературным мастодонтам с пожелтевшими от никотина пальцами и крошками табака между зубами. Одиннадцать лет Фаш работал над романом о скитальцах каменного века. Получая из раза в раз стандартные отказы от издательств, Фаш наконец отказался от своего имени и взял псевдоним Трейвиса Форстера, учредив собственное издательство. Издательство, естественно, тотчас же обанкротилось. Шесть лет он существовал под дамокловым мечом ликвидаторов. Изданные, но никем не прочитанные экземпляры горами громоздились в его маленькой квартирке. В конечном счете он сдал их в макулатуру. После этого сожжения собственных книг Фаш покончил с писательством. Романы и пьесы так и остались в ящиках письменного стола. Он снова стал Гисбертом Фашем, вычеркнув из паспорта псевдоним Трейвиса Форстера. Все, баста.
Теперь Фаш снова работал преподавателем языка для иностранцев, по большей части африканцев. Он помогал им обустроиться на новом месте. Люди пересекали океаны на весельных шлюпках, чтобы убежать от засух, войн и бедности, но в сказочной стране с молочными реками в кисельных берегах они не могли остаться без диплома о знании языка. Работа Гисберта была важна и нужна, и он выполнял ее охотно и добросовестно. Это была действительно хорошая работа. Отдавая дань прежнему увлечению, он писал критические статьи на Амазоне. Они всегда были положительными, он не терпел отрицательные отзывы, считая их такими же неприличными, как чернота под ногтями. Критические статьи он писал под старым псевдонимом Трейвиса Форстера. Да, он скучал по прежним временам. Но все же, все же Фаш был недоволен собой.
Фаш ездил за Генри по всем европейским столицам, слушал его выступления на разнообразных симпозиумах, изучал немногочисленные интервью и анализировал все его цитаты. Много раз они стояли лицом к лицу друг к другу, но Генри его не узнавал. Удивительно, что у такого знатока человеческой природы была столь плохая память на лица.
Генри мог бы заполнять публикой огромные залы, но предпочитал встречаться с читателями в книжных магазинах. Фаш присутствовал на всех его выступлениях. В первых рядах сидели почти одни женщины. В большинстве своем это были дамы бальзаковского возраста – от тридцати до пятидесяти. Фаш видел, как они буквально приникали к губам Генри, ощущая щекочущую влагу между ног, позволяя словам великого писателя проникать в себя и делая вид, что пришли сюда из чисто культурных побуждений. Эти чтения были по сути большими оргиастическими празднествами, апофеозом интимной смазки.