Гонория, оставив на столе недопитый кофе и крупную купюру, взяла сумочку и пошла по небесно-голубому ковру туда, откуда только что вышла Бетти. «Если там окажется Мореани, значит, карта сказала правду, и я уволюсь».
За столиком в углу сидел Генри Хайден и нервно теребил рукав рубашки. Бедняга был бледен; Гонория явственно прочитала знаки боли и страдания на его лице. Как невыносима, должно быть, для него утрата любимой жены. «На свете нет ни одного человека, который будет так искренне оплакивать мою смерть, и это полностью моя вина», – подумала Гонория. Ей захотелось подойти к Генри, обнять его, утешить, но в это время у столика появился официант. Генри рассчитался, и в этот момент Гонория, перехватив его взгляд, решила воздержаться от соболезнований.
Естественно, не существует никакой связи между суммой цифр телефонного номера и скрытыми свойствами характера, но встреча в отеле не может быть случайностью, она только кажется случайной неискушенному наблюдателю. Здесь, в углу устричного бара, Гонория поняла, что судьбоносный поворот, о котором предупреждала башня, уже свершился. Прежде чем Хайден успел ее заметить, Гонория Айзендрат уже вернулась на свое кресло, откуда было превосходно видно все фойе, и закрылась газетой.
Генри вышел из бара. Пожав руки нескольким посетителям, он подписал у стойки отеля пару книг, поговорил с постояльцами. Бетти не выходила. Вскоре Генри, ни разу не обернувшись, вышел из отеля один.
Как он энергичен, восхитилась Гонория. Широкие плечи, атлетическая фигура, как обычно, произвели на нее большое впечатление. Сердце, остановись или разбейся. Она очень хорошо помнила эту фразу из романа «Особая тяжесть вины». До знакомства с Генри Гонория думала, что литератор должен ходить сгорбленным под тяжестью своих мыслей. Его давит внутренняя сила, разрывают душевные противоречия, и писатель влачится по миру, неся этот страшный груз. Истинный художник всегда болен, говорил Фернандо Пессоа, который всю жизнь ожидал падения в бездну. Слепой Борхес спорил с Божественной иронией в бесконечной библиотеке символов. Однако Генри Хайден сохранил спортивную форму, был воплощением дисциплины и самоконтроля и одновременно сказочным художником.
Купюра по-прежнему лежала рядом с недопитым кофе. Гонория прикинула, сколько времени ей надо работать, чтобы столько получить, и поменяла купюру на более мелкие деньги.
В третьей кабинке слева кого-то сильно рвало. Спуск воды, рвота, потом все сначала. Гонория сразу уловила запах ландыша, а в щели под дверью кабинки увидела знакомую пеструю сумку. Она вошла в кабинку, подняла крышку унитаза, задрала юбку – лишь для того, чтобы воспроизвести нужные звуки. Между приступами рвоты слышался тихий плач, больше похожий на детское хныканье.