– Что? – спросила Софи.
– Похоже, я только что выиграл пари.
Они умяли пирог и почти все хашбрауны, которые, как оказалось, не так уж плохо сочетаются с творогом. Вскоре на тарелках кое-где остались только печальные островки мороженого. Когда принесли счет, Софи потянулась за сумочкой, но Рассел покачал головой.
– Я собирался заплатить за двоих, еще когда думал, что ты богата. А теперь вдруг каждый сам за себя? Попахивает снисходительностью.
Софи рассмеялась.
– Погоди, ты что, правда думал, что я богата?
Рассел сделал вид, что смутился.
– Получается, ничья? – спросила Софи.
– Я не веду счет, – отозвался Рассел. – Но так определенно интересней.
Он положил пару двадцаток на стол.
– Спасибо, – сказала Софи. – За все. Особенно за латке. Скорее всего, больше я их в этом году не поем.
– Почему?
– Сегодня – последняя ночь Хануки. Лавочка закрывается.
– Ты не собираешься домой на праздники?
– Только на Рождество и Новый год, но не на Хануку. Не в этот раз.
– И почему же?
Софи помолчала, думая, как бы лучше на это ответить.
– Двести шестьдесят семь долларов, – наконец сказала она. – Ровно настолько будут дешевле билеты на следующей неделе.
Софи даже поссорилась из-за этого с матерью, а это случалось нечасто. Вообще-то Софи привыкла экономить. Так уж повелось в их семье: дань необходимости, ведь жили они лишь на скудные мамины доходы. А если излишки и появлялись, их откладывали Софи на учебу. Но прошлой зимой, когда она уже заполняла формы на поступление, у бабушки случился инсульт. Ее рассудок помутился. Ни Софи, ни ее мама не нашли в себе сил отдать Любу в государственный дом престарелых (порядки там слишком напоминали советские). И когда пять месяцев спустя бабушка умерла, от сбережений не осталось и следа. Нью-Йоркский университет, куда Софи мечтала поступить, согласился ее принять и покрыть часть расходов на обучение. Но даже оставшаяся сумма была для их семьи неподъемной. Так что щедрое предложение местного университета подоспело очень кстати.
Мама не смогла пригласить Софи домой на День благодарения, и вот теперь поездку снова пришлось отложить. Это были первые праздники без Любы. «Может, билеты – только повод? – размышляла Софи. – И мама просто не хочет ничего отмечать в этом году? Да и я, пожалуй, тоже».
Задумавшись об этом, она вдруг заплакала. О, господи, да что такое! Тут уж нельзя было не воскликнуть «что же ты наделала, Софи Рот?»
– Ты чего? – спросил Рассел.
– Да так, накатило, – всхлипнула Софи. – Сама не знаю, чего реву. Ханука – отстой. Ну пропущу ее, подумаешь.
Рассел посмотрел на нее. С любопытством. С нежностью. С пониманием.