– Но это преступление, настоящее убийство, которое Хуан никогда бы не разрешил!
– Они не хотят, чтобы хозяин узнал. Они вне себя, так как ранены, и один из четырех раненых вчера, брат Мартина, уже умирает.
– Они добьются, что нас всех убьют! Только этого они добьются!
– Это же Сегундо сказал Мартину, а тот ответил, что ничего не имеет значения, если он отомстит за брата, потому что кровь – самое важное на свете. А Сегундо ответил, что ему больше всех важен капитан, чем вся его семья вместе взятые. Что капитан больше, чем брат, больше, чем отец. И я сказал, что это правда, потому что капитан спас жизнь Сегундо, и еще мне, хозяйка. Вы плачете?
– Нет, Колибри, только размышляю.
– О чем, хозяйка? Капитану плохо, поэтому?
– Нет, Колибри, не думаю, что настолько плохо. Думаю, нет ничего хуже чудовищной ненависти, которая иногда проливает кровь между братьями, нет ничего хуже злобы, которая может подняться в наших близких.
Взволнованная, она повернулась и посмотрела на Хуана. Среди теней, окутавших мрачную хижину, она будто увидела глаза, яркие губы, белые руки, неясные очертания, которые заполнили все, завладевая Хуаном, заставляя ее отступить, словно восстало непреодолимое прошлое, разделяющее ее с мужем, которого она любила, и тихо побежали слезы. Горючие слезы самоотречения, которые столько раз она проливала.
12.
Каталина де Мольнар опять села в кровати, испуганно прислушиваясь к глухому звуку приближающихся барабанов, раздававшихся всю ночь. В слабом свете лампады, милосердно поставленной у подножья царившего в спальне образа, распространявшей по комнате теплый трепещущий свет, бледный отблеск которой словно усиливал тоску, переполнявшую сердце матери. Она подошла к окну, выходящему на галерею. Все нескончаемые часы этой ночи она безуспешно звала служанок, теребила шелковые кисточки, висевшие на кровати. Теперь же нечто вроде детского ужаса подпрыгнуло к горлу, на миг погасив ее скорбь, и она позвала высоким голосом:
– Петра, Хуана! Никого нет что ли? Боже мой! Что это? Что происходит? Отец Вивье!
Проходившая неподалеку тень заботливо приблизилась. Это был священник, вынужденный гость в роскошном доме Кампо Реаль, бледное похудевшее лицо казалось таким же беспокойным, как лицо Каталины де Мольнар, и он спросил:
– Каталина, что с вами? Что происходит? Хотели чего-то?
– Нет; сначала тишина, а потом… потом этот шум, музыка… Недостойно, что работники празднуют, когда цветы еще не засохли на могиле моей дочери!
– Музыка, которую вы слышите, Каталина, – это не праздник. Я хорошо знаком с песнями этих людей, и это не праздник, наоборот.