Я, чтобы не нарушать лояльности в отношении непосредственного начальника – Ю.В. Андропова, сообщил ему об этом (и заодно рассказал коротко о содержании проекта речи, спросил совета). Он мне сказал: «Что же, раз в эту историю попал, действуй так, как считаешь нужным». Неудовольствия, равно как призыва к осторожности, к тому, чтобы уклоняться от столкновения, я не уловил. Собственно, на такой ответ и рассчитывал.
Потом допоздна сидел и готовился. Подумав, решил, что наиболее эффективным способом отвергнуть проект речи будут не призывы к политической порядочности (можно ли, разоблачив Сталина как преступника, теперь его восхвалять?) и не абстрактные рассуждения о вреде культа личности и его несоответствии марксизму, а предельно предметные аргументы о пагубных практических последствиях такого выступления нового лидера для него самого, для партии и страны.
Первый аргумент сводился к тому, что выступление вызовет серьезные осложнения в ряде социалистических стран (я работал в отделе, который занимался ими, и начать с этого было естественным). В двух из этих стран, решил я напомнить Брежневу, лидерами стали люди, в свое время посаженные Сталиным в тюрьму и чудом оставшиеся в живых, – Кадар в Венгрии и Гомулка в Польше. В третьей – Болгарии – сразу после XX съезда прежний руководитель был снят пленумом ЦК за злоупотребления властью. Что же, там снова менять лидеров? Ведь этого местные сталинисты непременно захотят. Неужто Брежневу сейчас, в этот и без того непростой момент, нужны такие осложнения?
Второй аргумент – реакция компартий Запада. Они с трудом, а кое-где с немалыми издержками переварили XX съезд. Что ж им теперь делать: встать в оппозицию к нам либо заново совершать «поворот кругом», подтверждая обвинение в том, что своей позиции они не имеют и рабски следуют всем поворотам и кульбитам политики Москвы?
И третий аргумент – внутренний. Я не поленился заново прочесть стенограмму XXII съезда и выписал из нее самые яркие высказывания против Сталина деятелей, еще состоявших при Брежневе в числе членов и кандидатов в члены политбюро, секретарей ЦК (в том числе Шелепина, Суслова, Подгорного, Мжаванадзе и др.). Как же они, совсем недавно клеймившие Сталина, требовавшие вынести его прах из Мавзолея и поставить памятник его жертвам, после такой речи нового генсека будут выглядеть в глазах партии, широкой советской и зарубежной общественности? Как будут смотреть в глаза людям? Или товарищ Брежнев специально хочет их дискредитировать, чтобы потом с ними расстаться? И наконец, не зададут ли и ему самому вопрос: где он был раньше? Ведь товарищ Брежнев участвовал во всех съездах партии, начиная с XIX, и с того же съезда был членом ЦК КПСС.