И я, и многие мои коллеги в конце семидесятых – начале восьмидесятых годов не раз думали, что западносибирская нефть спасла экономику страны. А потом начали приходить к выводу, что одновременно это богатство серьезно подорвало нашу экономику: постоянно откладывались назревшие и перезревшие реформы. В свете этого горького урока, преподанного нам историей, задумывался и о другом: что в наше время, пожалуй, нет стран, которые бы вырвались вперед, разбогатели благодаря изобилию природных ресурсов. Есть редкие исключения вроде малочисленных по населению, но очень богатых нефтью и с толком распорядившихся этим богатством стран Персидского залива. Это исключение на фоне тоже богатых нефтью, но не добившихся таких успехов Мексики, Нигерии, Венесуэлы, многих других стран лишь подтверждает правило. И наоборот, ни Япония, ни Западная Германия, ни Южная Корея практически не имеют природных ресурсов, как и многие другие развитые или быстро развивающиеся страны. Но у нас как раз идеальное сочетание – богатые естественные ресурсы и большая наука, и культура, трудовые ресурсы, население, которое, я уверен, готово и сможет хорошо работать, если для этого будут созданы необходимые условия и запущен на полные обороты механизм материального и морального стимулирования, поощрения предприимчивости и конкуренции.
Но я отвлекся. Возвращаясь к тягостным временам нарастающего упадка в нашей экономике – как, впрочем, и в других сферах общественной жизни, хотел бы обратить внимание еще на одну их характерную черту. Это – беспрецедентный, что называется, махровый расцвет бюрократизма, ведомственности, аппаратного всевластия и произвола. Резко возросло количество министерств. И, наверное, в такой же мере снизилось «качество» министров и их аппарата. Все решения принимались на самом верху, но вместе с тем «верх» не мог по-настоящему принять ни одного решения – на каждое из них требовались согласования, исчислявшиеся десятками, а иногда и сотнями. А кроме того, претворение в жизнь любого решения руководства потом, когда его примут, опять отдавалось на произвол аппарата. Всегда было множество чиновников, которые могли любое дело испортить, и очень мало таких, которые бы могли и хотели помочь, и почти никого, кто нес бы за что-то настоящую ответственность. До невероятных размеров разросся бюрократический аппарат управления внизу – только в сельском хозяйстве его численность достигла трех миллионов человек (больше, чем число всех фермеров в США!). Словом, экономика развивалась не по экономическим законам социализма, как вещали на всех углах жрецы от политэкономии, а по «законам Паркинсона» – в соответствии с корыстными интересами ведомств и бюрократии.