Пора было идти на лекцию знаменитого символиста. О билете Дружинин заранее не позаботился, а зря: как он выяснил, подойдя к кассе, все билеты были раскуплены, «певец Солнца», как себя называл сам Бальмонт, имел несомненный успех у киевской публики. Дружинин уже решил было пройти в зал, пользуясь своей «жандармской» легендой – он был уверен, что она и здесь сработает; хотя именно на поэтическое выступление в облике «ротмистра Зверева» являться не хотелось. Но тут ему улыбнулась удача: совсем рядом с ним у входа в зал остановилась молоденькая девица, по всей видимости, курсистка, и вытащила из сумочки заветную синюю картонку. Не успела девица раскрыть рот, как Дружинин уже мягко взял ее под локоть и тихо спросил: «Лишний?»
Спустя минуту он уже входил в переполненный зал. Преобладала здесь, конечно, молодежь: студенты, учащиеся гимназий (тщательно это скрывавшие – посещение лекции подозрительного поэта начальство вряд ли одобрило), молодые приказчики, служащие. Место Дружинина находилось довольно далеко от сцены. Не успел он сесть, как занавес раздвинулся и на сцене появился невысокий человек с шевелюрой рыжих волос и такой же бородкой клинышком. Он заметно прихрамывал, но двигался при этом легко и стремительно. Публика встретила знаменитого поэта громкими овациями. Он отвесил поклон и сразу, без предисловий, начал читать:
Есть в русской природе усталая нежность,
Безмолвная боль затаенной печали…
В зале, где только что перешептывались и даже громко разговаривали, сразу воцарилась тишина. И Дружинин понял, почему: в том, как знаменитый символист читал стихи, было нечто гипнотическое.
Закончив читать стихи, выступающий объявил тему лекции: «Поэзия как волшебство». Говорил он еще более необычно, чем читал стихи: непрерывно бегая по сцене, пританцовывая, не произнося фразы, а, скорее, выпевая их. И хотя говорил он нечто не совсем ясное – о мистическом воздействии поэтических текстов, о небесной музыке стиха, – зал молча внимал.
Однако в перерыве выяснилось, что не все зрители были в восторге от выступления поэта. Дружинин услышал приглушенный разговор, доносившийся с ряда, который находился перед ним. Там сидели двое: черноволосая девушка, очень молодая и очень хорошенькая, и молодой человек в тужурке студента-медика; его лицо показалось капитану смутно знакомым.
– Пойдем, Тася, мы еще успеем на второй акт, – говорил студент, обращаясь к своей спутнице. – Мне надоело слушать эту белиберду; все «грезы», да «розы», да «музыка как смысл»…
– Да ну тебя, Миша, – отвечала девушка. – Ты ничего не понимаешь в новой поэзии! И что хорошего в этой твоей опере! Мы этого «Фауста» уже пять раз слушали! Сколько можно? И потом, там наверняка нет билетов…