Мила не дала договорить дочери и, схватив кухонное полотенце, стала хлобыстать дочку. Девчонка, как была босая, бросилась на улицу, а та за нею с криком:
– Бессовестная! Хочешь всех нас перессорить?
– Прости, мама, я больше не буду! – кричала в оправдание девочка, а спасаться пришлось в крапиве, за домом.
Мила отдышалась и вернулась на терраску, где Женя с побелевшим лицом дожидался развязки семейной драмы, неожиданно произошедшей на его глазах.
– Извините, Евгений. Алёна в последнее время берет на себя слишком много.
– Вы меня тоже извините…
– Перестаньте. Вы замечательный молодой человек, который нам помогает. Я, кстати, тоже про вас говорила следователю.
– Спасибо, мне хочется сделать интервью и поскорее окончить свою летнею практику.
Мила посмотрела куда-то вперёд, заулыбалась:
– Я тоже мечтала учиться в Москве.
– А я в Петербурге.
– А мне Питер не по душе: холодный, серый, как водяной, в заморозок вынырнувший из болота в облаке пара ранним солнечным утром. Москва, она своя, как подруга, нет, как дальняя пожилая родственница. Хотя в ней тоже правды днём с огнём не сыщешь. Ну да ладно, куда меня занесло.
– Я не повёз свои документы в Петербург, а поступил в Московский университет. И к дому поближе.
– Ну вот и хорошо. Время расставило всё на свои места.
– Спасибо за добрые слова. Но мне пора ехать, мы с отцом договорились отремонтировать мебель в редакции.
– Может и мне отправиться с вами, я могла бы убраться в кабинете?
– Спасибо, я отвёз туда с утра мать и сестру, они уже наводят порядок.
– Какая у вас дружная семья. Я тоже всю жизнь хотела брата или сестру. Но у мамы с папой не получилось… ой, зачем я вам всё это рассказываю?
– Мне интересно о вас всё, – Женя осёкся и прибавил: – Я пошёл, пока.
– Счастливо, необычный молодой человек.
– Я позвоню, если что-то новое узнаю от следователя. И, пожалуйста, будьте осторожнее с Дмитрием.
– Да, конечно. Только ещё хотела спросить, но никак не решалась, вы написали заявление в милицию?
– Милиции давно нет, а в полицию я не обращался. Ну, по своим соображениям.
Он помолчал и добавил, потупив глаза:
– Я всё понимаю. Не надо ничего мне говорить.
Журналист поднялся и вышел с террасы. Из зарослей донеслось:
– Женька, прости меня дуру, я больше не буду!
Парень улыбнулся, махнул рукой и с лёгким сердцем прикрыл калитку. Следовало поторапливаться, отец уже дожидался в редакции.
Мила вышла за дверь, и с порога крикнула дочери:
– Выходи, горе моё луковое!
– А лупить будешь? – тонким голосом спросила дочь.
– А кто тебя лупил-то? Хотя за твои дела стоило, иди завтракать, а потом помоешь посуду.