– Алло, Женя, приветик, как дела?
– Привет, я был на комбинате, в целом всё неплохо, завтра заеду и всё расскажу. А у вас что? Как обыск, нашли ружье? Где он был во время убийства? А следователь к вам заезжал? Тут весь посёлок стоит на ушах, только об этом и говорят.
– Был, недавно уехал. Да, дядя Дима признался, что прятал ружье, и показал, где прятал.
– А где он был во время убийства?
– Да бухал, он оказывается запойный! Приезжай завтра, я тебя буду ждать.
– Приеду. До встречи.
– Пока.
Женя появился в лесу, как и обещал – утром, ровно в десять. Алёнка намаялась, поджидая, пришлось переделать все домашние дела: заправила кровать, помыла посуду после завтрака, протёрла пыль и даже полила овощи, хотя это следовало делать ближе к вечеру.
Журналист привалил скутер к штакетнику, он никогда так не делал, и приветливо помахав рукой, поспешил к девочке.
– Алёна, здравствуй!
– Привет! Иди в дом, если хочешь, поставь чайник, а я скоро.
– Достал меня этот чай, может, по мороженому?
– Да без вопросов.
Она убрала лейку под лавку, вытряхнула из сандалий набившуюся землю, помыла в ведре ноги и вытерла их насухо тряпкой, сохнувшей на штакетнике с самых выходных. Вот теперь можно и обуться в приличную обувь. Она натянула кроссовки и поспешила на терраску.
Женя привычно сидел на стуле, облокотившись на руки, и смотрел в одну точку. На столе лежало мороженое, а на плите шумел чайник. Две чайные пары ожидали водохлёбов, а в блюдце с вишнёвым вареньем в отчаянье барахталась невесть откуда взявшаяся оса.
– Приветики!
Женя повернулся на голос. Он был в голубой рубашке с узким галстуком, старательно повторявшим все изгибы сорочки.
– Как денди лондонский одет – и наконец увидел свет! Что за повод: едешь делать предложение невесте или редактор назначил тебя своим первым замом?
– Да нет, просто в галстуке я выгляжу посолиднее.
– Понятно, рассказывай, что было вчера.
– Меня приняли в обеденное время. К редакции подкатил огромный чёрный «мерседес», и меня, как олигарха, с помпой доставили в офис. Я сидел на заднем сиденье и, как крутой, вытянул ноги, и все дела: кожа-музон. Еду, прохожие, водители, останавливаются и пялятся на машину, а я сижу спокойненько за тонированным стеклом.
Женя вытянул ноги и попытался развалиться на стуле, но последний не выдержал и предупредительно заскрипел.
– Кончай хвалиться, что было дальше?
– Не даёшь повспоминать приятное. Я впервые чувствовал себя олигархом или даже главным редактором крутой газеты, или, на худой конец, известным писателем, которого везут для вручения Нобелевской премии. Ну, ладно, ещё с вечера я скинул в пресс-службу по «мылу» вопросы к олигарху, поэтому по беседе не переживал. Приехал, меня провели в кабинет, а там кожа и золотые орлы: на стене, на столе, даже на полу, аж в глазах зарябило от золотых клювов. Этот олигарх меня ждёт. Говорит, есть пятнадцать минут и всё. Я взял в себя в руки пробежался по вопросам, а он мне просто в руки вручил листы с ответами, и, мол, давай вали, аудиенция окончилась… Тут я ему и говорю, мол, у нас в посёлке три года назад трагедия и т. д. и т. п., мол, потерпевшие хотят с вами встретиться, чтобы поблагодарить за участие и попросить помощи в расследовании, мол, зная ваши связи в высших сферах. Говорю и сам глаз не свожу с него, вот глазки у него заблестели, вроде как стало ему интересно. Молчит, наверно, вспоминал, а потом говорит, нет, мне это неинтересно, извините, да я деньги обещал, найдут – дам, без разговоров, а пока, прощайте и до новых встреч. Я хотел уже уходить, а он мне вдогонку, если хотите, можете постажироваться в пресс-службе моей компании, нам нужны молодые и въедливые. Так и сказал «въедливые», откуда он вспомнил такое слово, до сих пор не пойму.