Майор Ковалев проводил взглядом носилки с умирающей женщиной.
Какое хорошее у нее лицо, простое, доброе, немного тяжеловесное, все в морщинах. Лицо незнакомки отчего-то напомнило ему о детстве. Об их старой квартире на Зверинской улице, где они жили перед самой эмиграцией с родителями, с дедушкой и бабушкой. Квартира была большая и маленькому Володе иногда казалась лабиринтом. Больше всего он любил кабинет деда. Наверное, потому, что там не разрешалось ничего трогать, а потому было очень любопытно, и он частенько забирался туда потихоньку и заглядывал в шкафы и ящики стола, а их горничная Груша ловила его, страшно ругалась, стыдила, но никогда не выдавала.
Вспоминал Володя, шагая быстрым шагом в сторону Баскова переулка. Теперь у него времени оставалось в обрез. А надо еще разыскать брата погибшей женщины Степана.
Интересно. Где сейчас Груша? Жива ли? Странно. Когда они вернулись в Советскую Россию, то даже не попытались найти кого-нибудь из прошлой своей жизни. Даже в голову ни разу не пришло. А жаль.
Поднявшись на третий этаж сумрачного, нетопленого подъезда, Володя отыскал нужную квартиру и хотел уже нажать кнопку звонка, но тут у него за спиной хлопнула дверь соседской квартиры.
– Вы к кому, гражданин? – строго спросил его женский голос.
– Я к Степану, меня его сестра послала, она под бомбежку попала, – пояснил Володя, силясь разглядеть в полумраке лицо собеседницы.
– Аграфена? Ох ты, господи, – вздохнула уже другим, бессильным, полным беспомощной горечи голосом женщина. – Да вы не звоните, электричества все равно нет. И стучать не надо. Так идите. Слег Степан. Не встает. А больше у них никого в квартире нет. Идите так, не заперто. Толмачевы последнюю комнату возле кухни занимают.
И пошла вниз, тяжело шаркая ногами и приговаривая едва слышно что-то себе под нос.
Володя несмело толкнул дверь и вошел в длинный, пустынный, похожий на туннель коридор, оглушивший его нежилой тишиной.
Он успел напоить найденного им едва живого от холода и истощения человека рыбьим жиром, сварил для него немного каши и минута в минуту явился в штаб.
А всю дорогу до дивизии думал о странности обстоятельств. Погибшую женщину звали Аграфена Толмачева. Может, по какому-то капризу судьбы он нашел под завалами именно их Грушу? Эх, жаль, теперь не проверишь. Если только после войны.
– Ну, с богом? – стоя с Варей перед дверью Зои Спиридоновны Половодниковой и крепко держа ее за руку, спросил Даниил.
– Да. Будем надеяться, что она вас не выгонит. – Вздыхая, Варя потянулась к кнопке дверного звонка. – Но если что, я не виновата. И по поводу цены… – поджав недовольно губы, проговорила Варя. Тема ей была тягостна и неприятна. – Вы вправе торговаться с Половодниковой, это ваше дело, но все же не забывайте, что я представила вас сотрудником нашей фирмы, а мы дорожим репутацией. Не зарывайтесь, пожалуйста. – Потом взглянула на Даниила и уже другим, дружеским мягким тоном проговорила: – Цена портсигара просто чудовищная, я понимаю, что вы человек не бедный, но, может, все же не стоит вам его покупать из одних только сантиментов?