Очень хотелось Илье Ефимовичу воплотить в живописи рожденное музыкой Римского-Корсакова настроение. А сюжет он позаимствовал у Карамзина, красочно описавшего события, то ли имевшие место быть, то ли нет, шестнадцатого ноября тысяча пятьсот восемьдесят первого года. В этом году, можно сказать, «юбилей».
Илья Ефимович встряхнулся, отгоняя тревожные, гнетущие мысли, и взялся за карандаш.
Идея картины влекла его, звала за собой, словно давая выход накопившемуся в душе ужасу увиденного и пережитого. Гнетущие впечатления тяжело начавшегося года, трансформируясь глубоко в душе, находили спасительный выход в работе, наполняя трепетной, страстной энергией, даря какое-то горячечное возбуждение. Даже выглядывая в окно, Илья Ефимович видел не современную Москву с экипажами и чистой публикой, а ту глухую, с лабазами, высокими заборами, боярскими палатами, деревянными мостовыми, по которой проносились с гиканьем лихие опричники, пугая торопливых прохожих, заставляя, испуганно крестясь, жаться к заборам бородатых мужиков и румяных, ярко принаряженных баб в платках и киках.
Захватила, ох захватила его эта идея. Влекла, манила, изматывала, лишала покоя, а потом, утомленного, опустошенного, гнала прочь, вызывая разочарование, тогда Илья Ефимович прятал полотно, уставший, истощенный поисками, словно потерявший интерес, обращался к другой картине, пока волна трепета и веры в свои силы, понимания, что вот сейчас, сейчас все получится, не возвращала вновь к страшному полотну.
– Как утонул? – ахнула Ольга Петровна, глядя своими светлыми наивными глазами в суровое, подобающее случаю, лицо Александра Арнольдовича. – На смерть?
Александр Арнольдович выразительно взглянул на экзальтированную даму, но ответил все же на поставленный вопрос попросту, без издевки.
– Пьяный в канал нырнул. Может, придуривался, а может, несчастный случай, – вздохнул он. – Как теперь узнаешь? Зато теперь совершенно очевидно, что дело с кражей полотна повесят на Серегу. Потому как на покойника свалить всегда проще.
– Не может быть! – возмущенно воскликнула Варя, по молодости лет еще не утратившая наивную детскую веру в закон и справедливость. – У них доказательств никаких нет, и картину у Сергея они не найдут.
– Ну-у, – безнадежно протянул Александр Арнольдович, – нашла довод.
– Александр Арнольдович, – тактично покашлял из-за директорской спины выглянувший из своего кабинета юрист Андрей Павлович. – Там по Питеру криминальные новости идут…
– И что? – тут же напрягся, предчувствуя катастрофу, Александр Арнольдович.