– Варвара! – Голос шефа звучал неприятными пронзительными нотами, рассекая Варины барабанные перепонки, словно острыми лезвиями. – Ты оценила, наконец, коллекцию этой старушенции? Как там ее?..
– Половодникова Зоя Спиридоновна, – подсказала Варя, отступая подальше от шефа.
– Именно. Ну? – Шеф двинулся следом за Варей, но визжать, к счастью, перестал.
Вообще-то у Александра Арнольдовича был вполне приятный голос, а в отдельные моменты, когда в разговоре с клиентом речь заходила о суммах с пятью и шестью нулями, в нем даже появлялись глубокие бархатистые ноты. Но вот в общении с подчиненными этот голос давал какой-то странный, необъяснимый сбой, что-то вроде нервного спазма, и становился отвратительно визгливым. Ну, просто как железом по стеклу.
Сейчас шефа, кажется, отпустило, и Варя, расслабившись, плюхнулась на свое рабочее место.
– Коллекцию осмотрела, есть несколько интересных рисунков, одно полотно предположительно кисти Ладюрнера. То ли гусары, то ли драгуны. В общем, типичная сценка с военными, – докладывала Варя, закатив глаза к потолку, чтобы не забыть чего важного.
– Что значит предположительно? Нам за «предположительно» не платят, – недовольно заметил Александр Арнольдович, одергивая твидовый жилет. – Ты с отцом консультировалась?
– При чем здесь мой отец? – тут же резко сменила тон Варя, взглянув на шефа сузившимися недовольными глазами. – Определение авторства требует более тщательного исследования, только и всего. А я эту картину всего один раз в руках подержала, состояние полотна так себе. Говорит, они его на даче прятали в трудные годы. И вообще… – Варя приготовилась разразиться длинной тирадой на тему собственного профессионализма, но шеф ее выступлений слушать не стал, а перебил новым вопросом:
– Еще что-то интересное было?
– Так, по мелочи. Часы каминные, две вазы, мелкая пластика, – недовольно буркнула Варя, все еще пыхтя, как паровоз, и бросая на Каменкова сердитые взгляды.
– Ладно. Опись мне сегодня на стол, – задумчиво протянул Александр Арнольдович, – пошлем к ней Сергея. Пусть поторгуется, заодно и полотно осмотрит. Серега?
Каменков обернулся к сидящему у него за спиной молодому человеку неблагонадежной наружности.
Сергей Алтынский, бородатый, точнее давно не бритый, слегка неряшливый и, как всегда, благодушный, сидел, вальяжно развалясь в рабочем кресле. Иначе он сидеть не умел. Он всем своим обликом и образом жизни поддерживал имидж «свободного художника», который органично лег на его недисциплинированную и бесхарактерную натуру еще в юности и намертво прирос к его теперь уже устоявшейся личности.