С регулярной командой мы бы, конечно, этот выиграли, никто один в поле не воин, но нет, героям не нравится дождливая грязюка.
Той ночью дома я проснулся посреди сна в узлах мускульных судорог, что называются Лошадками Чарли, от чего заорал; однако никто не предложил мне турецкой бани в «Рексе» после всего этого чокнутого сваезабоя со скользкой пахотой и колготьбы с по большинству детворой на моей стороне.
(Но пытался ли кто-то поднять ставки на большой футбольный матч Благодарения, что подступал следом через десять дней?)
Ладно, вот, однако, наступает большой футбольный матч на День благодарения, должны встретиться заклятые враги, Лоуэлл против Лоренса, при нулевой погоде на поле, таком жестком, что прям лед. Теперь «герои» готовы и начали без меня. Героям пришлось праздновать по радио с восемнадцатью тысячами зрителей. Я сижу в соломе у подножья скамьи с, как говорят французы, mon derrière dans paille («жопой в соломе»). Подходит конец первой половины, никакого счета вообще. Во второй половине они соображают, что я им могу понадобиться, и вводят меня. (Может, прикинули, что я до ужаса скверно выглядел в том матче с Нэшуа и никому дела не будет.) В какой-то миг я почти что вырываюсь, но какой-то пацан из Лоренса просто чуть подсекает меня мясистой итальянской рукой. А несколько розыгрышей спустя Келакис мечет мне высокий 3-ярдовый пас над руками наружного крайнего, и врубается, и гонит напролом, опустив голову, подняв голову, пауза, дальше, Даунинг ставит прекрасную блокировку, кто-то еще – тоже, подскакивая, я пру, 18 ярдов, и только достигаю линии ворот, а пацан из Лоренса врезается в меня и виснет, но я выпрыгиваю из его хватки и шлепаюсь носом, с единственным голом за всю игру. Счет 8:0, потому что Хэрри Кинер уже заблокировал Лоренсов удар с рук и напрыгнул на него в зачетной зоне ради 2-очковой страховки. Мы бы все равно могли выиграть 2:0. У нас нападение будь здоров какое. Но когда игра заканчивается, столпотворение и все такое, я тут же бегу в раздевалки поперед всех на поле, чтоб быстро переодеться к Ужину Благодарения дома, а в раздевалке Лоуэллской средней – не кто иной, как Пай Менелакос, матерится и пинает шлем, как будто мы проиграли, а матерится из-за того, что я, а не он забил единственный гол матча?
Ну вот, пожалуйста.
Он принимает предложение Норича в Вермонте, пока Фрэнсис Фэйхи приходит ко мне домой, а за ним несколько дней спустя люди Лу Либбла.
Поэтому в данном случае, женушка, я вправе злиться, я злюсь, но Господь выдал мне шанс помочь себе.