— Вы Сунита Раджанс? — спросил секретарь.
— Да.
— Так значит вы из семьи Балгангадхара[42]?!
— Нет, к Балгангадхару я не имею никакого отношения. Я дочь Наны Раджанс. В движении тридцатых годов…
Но Суните не пришлось договорить: с выражением полного безразличия на лице секретарь уже вышел.
Она не успела решить, следовало ей обидеться или рассердиться на такое отношение, так как в эту самую минуту в комнату вошел министр. Он улыбался, обнажая ряд ровных белых зубов. Поглядев на свои дорогие часы, министр спросил:
— У вас ко мне какое-нибудь дело? Наверное, относительно стипендии для занятий музыкой?
Прежде чем ответить, Сунита постаралась справиться с овладевшим ею волнением.
— Я из Савалгао… это маленькая деревушка… в пятидесяти милях отсюда. Работаю там в школе. Я дочь Наны Раджанс.
— Нана Раджанс? — переспросил министр. Он наморщил лоб, стараясь вспомнить, где слышал это имя.
— Отец был вместе с вами в кампании тридцатого года…
— Ах, да! С тех пор прошло уже четверть века… Значит, Нана — вага отец? Ну что ж! Таким отцом можно только гордиться. Большой патриот. Если бы он не оставил политику, то сегодня занимал бы мое место. Но ведь после освобождения из тюрьмы он отошел от нас…
— Он считал, что его долг находиться ближе к беднякам и служить им.
— Да, да, разумеется… Но потом, я слышал, он и это оставил… Почему?
— Его разбил паралич.
— Ай-ай-ай! Какое несчастье… Вообще, помнится, он отличался некоторой вспыльчивостью. Характер у него был что порох… Скажите, он по-прежнему остался немного горячим?
— Не немного, а даже очень, — улыбнулась Сунита, — еще в детстве, когда я попадала ему под горячую руку, мне частенько доставалось.
Министр рассмеялся. Сунита решила, что наступил самый подходящий момент вручить письмо, и робко протянула ему конверт. Министр быстро пробежал письмо глазами, и на лице его появилось выражение легкой растерянности и сожаления.
— Видите ли, — начал он, — мне было бы очень приятно встретиться с вашим отцом. У нас есть что вспомнить, о чем поговорить, ведь мы и в тюрьме сидели вместе… Но… таков уж, видно, удел министров — ни минуты свободного времени. Недаром говорится: у кого на голове корона, у того голова полна забот.
— Но ведь вы находитесь очень близко от Савалгао… Отец так обрадуется, если вы к нему зайдете… — голос Суниты задрожал. — Отец измучен одиночеством, а я не знаю, как его поддержать. Кроме меня, у него никого нет. Он считает, что вся его жизнь пуста, бессмысленна, никому не нужна — как кожура съеденного банана. После того как он заболел, он не выезжает из деревни, не выходит из дома. У него никто не бывает, все его забыли…