20-го. Мы перебрались на берег, обедали в клубе с некоторыми из наших добрых сослуживцев. Здесь я узнал, что дочь командора Юстина Васильевича Мура, моего командира, когда я служил на корабле «Мироносце», в 1812 году, Марфа Юстиновна, некогда занимавшая мое сердце, помолвлена за капитан-лейтенанта Михаила Николаевича Васильева, тут же с нами обедавшего, и мы чокнулись с ним рюмкою славного портвейна за здоровье нам обще любезной Марфы.
По сдаче корабля и по окончании всех расчетов с Американской] компанией, от которой мы получили следуемые нам деньги как жалованье, так равно и за отданных им наших лам, мы расстались окончательно с директорами компании, не получив обещанного нам награждения — 25-ти тысяч рублей, если корабль благополучно воротится. Но такой неблагодарный поступок нисколько не смущал нас. Компания предложила мне командовать ее кораблем, отправляемым следующею весною, и назначила мне 10 000 рублей годовой оклад жалованья, но я не решался пока не узнаю о положении моей матери и сестер, которых я не видел уже более пяти лет.
В числе посетивших корабль «Суворов», пока он стоял на рейде, был граф Павел Александрович Строганов, тогда отправлявшийся на одном русском фрегате к Канарским островам. Его расстроенное здоровье требовало леченья морским воздухом, и поэтому врачами приписано ему это морское путешествие. Этот умный и образованный р[усский] вельможа, с таким знанием морского дела и с такою наблюдательностью расспрашивал меня о нашем плавании, как будто сам давно служил и делал несколько морских компаний на море. Его любезное и учтивое обращение с нами, его искреннее участие и сочувствие ко всему полезному, внушало такое великое уважение к этому достойному человеку, что я при первом своем знакомстве так сильно полюбил его, что, если бы он только предложил мне в ту же минуту следовать за ним, то, конечно, я ни мало не задумывался бы принять его предложение и по свойству моего характера я привязался бы к нему всею силою души моей, так симпатична была его дивная натура. Но не суждено этому доброму человеку долго жить, и он на пути ещё не достигнув благодетельного климата, скончался.
22-го. Все мы, Суворовцы, отправились в Петергоф на праздник. Всем отведены были придворные палатки с прислугою и полным содержанием от Двора. Граф Николай Александрович Толстой, гоф-маршал двора, сам пришел посмотреть, все ли у нас хорошо, и сказал, чтобы мы нисколько не церемонились, спрашивали все, что потребное к нашему столу и если какая будет неисправность, то относились бы прямо к нему. Такое заботливое попечение позволило нам в своей палатке распорядиться как дома и гости, из числа наших сослуживцев, были довольны, да и недостатка ни в чем не было.