Слева я увидел бумажные скатерти, сотни бумажных тарелок и тысячи бумажных стаканчиков. Справа обнаружилась еще не вскрытая коробка с пакетиками кофе без кофеина и двухгаллоновая банка овощного супа.
Вот оно!
Я повязал старый фартук, которым некогда, похоже, чистили печи, и поискал на банке срок годности. Не то, чтобы это было так важно, но я приободрился, убедившись, что срок еще не истек. Эшли лежала перед камином, подперев локтем голову. Вытерпев полчаса, она щелкнула пальцами, свистнула, поманила меня рукой. Я шагнул на ее зов.
– Что случилось?
Она еще помахала, я подошел поближе. Эшли покачала головой.
– Ближе.
– Вот так?
– Никогда не видела ничего сексуальнее!
– Вы про меня?
Она выпятила губу, жестом потребовала, чтобы я посторонился, и указала на плиту.
– Что за глупости? Про это!
Я оглянулся на кухню.
– Про что?
– Про пар, валящий из кастрюли с супом!
– Вам нужна помощь.
– Я целых шестнадцать дней твержу вам об этом!
Через час, медленно пережевывая куски картошки и смакуя каждую ложку, она посмотрела на меня, не обращая внимания на капающий с подбородка суп.
– Что это за место?
Я налил Наполеону миску супа, которую он тут же успел слопать. Теперь он лежал у моих ног с довольной мордочкой.
– Похоже на высокогорный лагерь. Бойскаутский, что ли.
Она отхлебнула чаю.
– У них тут не только кофе, но и чай без кофеина! – Она покачала головой. – Как они сюда попали?
– Понятия не имею. Все это надо было сюда затащить. Уверен, что они не поднимали эти чугунные плиты на собственном горбу. Когда просохнет моя одежда, я попробую проникнуть в другие постройки. Вдруг что-нибудь найду?
– Не помешало бы разнообразить рацион, – согласилась она.
Наевшись супу до отвала, мы разлеглись перед камином. Впервые за несколько дней мы не чувствовали голода. Я поднял стаканчик.
– За что пьем?
Она тоже подняла стаканчик. Она так объелась, что с трудом могла пошевелиться.
– За вас.
Она по-прежнему была очень слаба. Наш ужин удался, но требовалось несколько дней, чтобы мы хоть как-то восстановили силы. Я посмотрел в окно. Снаружи валил густой снег. В белой пелене ничего нельзя было разглядеть. Я поставил стаканчик, скатал свою куртку и подложил ей под голову как подушку. Она поймала мою руку.
– Бен?
– Что?
– Как насчет танца?
– Если я сейчас пошевелюсь, меня может вырвать. Прямо на вас.
Она засмеялась.
– Обопретесь на меня.
Я подхватил ее под мышки и аккуратно приподнял. Она неуверенно выпрямилась, потом повисла на мне, положив голову мне на грудь.
– Мне нехорошо.
Я хотел опустить ее на матрас, но она покачала головой и вытянула правую руку.