«Он получит этих двоих, только если в сделке приму участие я. – Ты уже не скрывала слез. – Серьезно, какой процент тебя устроит? Какой процент должен был назвать Стив, чтобы ты был спокоен?»
«По крайней мере, выше пятидесяти».
Ты покачала головой, провела пальцем по моему лицу.
«Надежда есть всегда».
Я был сердит, мне было горько. Я не мог себя сломать. Мне приходилось бороться с тем, что я в тебе любил: с твоей сосредоточенностью лазерного луча, с твоей неодолимой силой. В тот момент я все это ненавидел.
«Рейчел, это безнадежно. Напрасно ты пытаешься заменить Бога».
«Я люблю тебя, Бен Пейн».
«Вот и докажи это».
«Я доказываю».
«Ты любишь не меня. И даже не их. Ты любишь свою идею о них. Иначе ты сейчас была бы не здесь, а в операционной».
«Я люблю их из-за тебя».
«Забудь их. Я их не хочу. Тебе надо оперироваться. У нас еще будут дети».
«Ты что, серьезно так думаешь?»
«Рейчел, будь моя воля, ты бы сейчас лежала в операционной».
«Ты совершенно уверен, что произойдет полный отрыв?»
«Нет, но…»
«Сейчас мои дети живы?»
«Рейчел, последние пятнадцать лет своей жизни я посвятил изучению медицины. Я заслуживаю кое-какого доверия. Это не детская игра. Ты рискуешь жизнью. Ты умрешь и оставишь меня одного».
Ты повернулась, и я увидел в твоих глазах изумление.
«Бен, гарантий не существует. Мы все зависим от случайности».
«Почему ты так упрямишься? Хотя бы на минуту подумай о ком-то другом, а не только о себе. Откуда столько эгоизма?»
«Я думаю не о себе, Бен. Настанет день, когда ты это поймешь».
Я переоделся, зашнуровал кроссовки и, уходя, так хватил дверью, что она чуть не сорвалась с петель.
Я устроил себе пробежку. Полмили по пляжу, потом назад. Ты стояла на террасе, опершись об ограду, и наблюдала за мной.
Закрываю глаза – и вижу тебя…
Доходя до этого места нашей истории, я всегда спотыкаюсь, не зная, как рассказать о том, что было дальше.
Минуло еще два дня. После катастрофы прошло уже три недели. То мне казалось, что мы здесь уже целый год, то, что мы упали с небес только вчера. Странное это было чувство, странное место: время здесь и ускорялось, и замедлялось.
Проснувшись, я почувствовал слабость и сжал руками виски. За последние два дня мы съели кролика и двух бурундуков, больше ничего. Не сказать, чтобы мы стремительно теряли силы, но и о наборе веса речи не было. Мне нужны были калории, иначе на спасение можно было не надеяться. В доме мы находились в безопасности и в тепле. На поддержание огня, дремоту и игру в «Монополию» много энергии не надо. Но стоило мне надеть упряжь и выйти за дверь, как все становилось понятно. Потеть, расходовать силы, дрожать на морозе, на ветру, под снегом было превыше моих сил, тем более с пустым баком.