– С какой новости начать – с хорошей или с плохой?
– С хорошей.
– Я знаю, где мы.
– Теперь давайте плохую.
– Мы находимся на высоте 11 652 фута плюс-минус три фута, ближайшая лесовозная дорога пролегает в тридцати милях и в пяти горных перевалах отсюда, вот здесь. – Я показал ей место. – От ближайшего очага цивилизации и от дороги с твердым покрытием отсюда полсотни миль. И в довершение всего снега вокруг столько, что я могу провалиться в него с головой.
Она прикусила губу и, сложив на груди руки, оглядела белые стены пещеры.
– Вам придется оставить меня здесь.
– Это не в моих правилах.
– Это начертано на снегу: вам меня не вытащить. У вас одного больше шансов. Оставьте мне кофе, берите ноги в руки, забирайте с собой мои координаты. Пришлите сюда вертолет.
– Лучше пейте кофе и помалкивайте, Эшли.
– Я замолчу, а вы признайте, что это хоть какой-то шанс. – Она прищурилась. – Признаете?
– Значит, так. Нам нужен костер, еда, нам нужно спуститься на несколько тысяч футов. Остальное обсудим потом. Всему свое время.
– Но… – Она была сильной, ее мужественность производила впечатление. Такому не учат в школе. Ее тон изменился. – Будем смотреть правде в глаза. Это хоть какая-то возможность.
– Говорю вам, я не могу бросить человека в беде.
Песик уловил мой новый тон, встал, подошел к Эшли и засунул голову под ее ладонь. Он еще не простил мне эпизод с мюсли. Она почесала его за ушком, у него заурчало в животе, он оглянулся на меня и вернул голову на прежнее место.
– Я слышу. Знаю, ты голоден.
Мы слушали ветер, трепавший брезент. Я опять залез в свой спальный мешок, чтобы согреться.
– Вы всегда так поступаете с вашими друзьями? – спросил я ее.
– Как?
– Готовите их к худшему.
Она кивнула.
– Если худшее возможно, лучше не засовывать голову в песок, не прятаться от худшего, не спасаться бегством. Оно может случиться. Лучше заранее к этому подготовиться. Тогда превращение вашей худшей догадки в реальность не собьет вас с ног.
Я растопил в горелке еще снегу, и мы попили горячей воды. Это, по крайней мере, кое-как подавляло голод. Весь день мы провели в полудреме. Несмотря на мюсли, еда была острой проблемой. На голодный желудок я ничего не мог предпринять, но чтобы преодолевать снежные заносы в поисках еды, мне требовалась энергия. Следующий день обещал быть трудным. Возможно, такого сложного дня у нас еще не было. Боль в груди становилась все сильнее и обширнее.
С наступлением сумерек похолодало. Пока совсем не стемнело, я вылез наружу, раскопал снег под нижними ветками разлапистой ели, сгреб несколько кучек сухих иголок и обломков веточек и сложил их под крылом. Для этого мне потребовалось три вылазки, во время которых я задыхался и то и дело хватался за грудь. Эшли, щурясь, наблюдала за моей возней.