– Попробуйте разложить пасьянс. Можете воспользоваться моим компьютером, хотя я удивлюсь, если он включится. А если включится, то проработает недолго.
– А книги у вас есть?
– Я не такой уж книгочей. Придется вам остаться наедине с вашим мыслями – и с собачкой. – Я почесал нашего песика за ухом. Он уже привык к нам и перестал лизать в губы Гровера. – Вы не вспомнили его кличку?
– Нет, – жалобно ответила она.
– И я. Предлагаю окрестить его Наполеоном.
– Почему?
– А вы к нему приглядитесь! Он – воплощение наполеоновского комплекса у животных, если такое только бывает! У него вид сердитого бульмастифа, которого запихнули в тело размером с буханку хлеба. С него хоть плакат рисуй: «Это не размер собаки в бою, а размер боя в собаке».
– Что бы сделать для него, чтобы он не отморозил лапки?
Я посмотрел на выпотрошенное кресло со сломанными шарнирами, открыл универсальный инструмент и снял четыре фута виниловой обивки. В спинке кресла обнаружился слой губки толщиной в полдюйма. Я сделал из губки подушечки с прорезями и привязал их к лапам Наполеона при помощи лески. Он смотрел на меня как на сумасшедшего. Но когда дело было сделано, он понюхал свою «обувь», встал, прошелся по снегу, потом прижался ко мне и лизнул меня в лицо.
– Пожалуйста. Я тоже тебя люблю.
– Кажется, у вас появился друг, – с улыбкой произнесла Эшли.
– GPS! – Я протянул руку.
Она достала прибор из-под своего спального мешка, и я спрятал его во внутренний карман рюкзака. В довершение подготовки я расстегнул кармашек на рюкзаке, достал компас и повесил его себе на шею. Его мне подарила Рейчел несколько лет назад.
Увидев его, Эшли спросила:
– Что это?
Я положил компас на ладонь. Он был потертый, местами зеленая краска облупилась, обнажив алюминиевый корпус.
– Компас.
– Похоже, он побывал вместе с вами в куче передряг.
Я закинул рюкзак на спину, застегнул на куртке молнию, натянул перчатки, взял лук.
– Не забудьте: если я не вернусь до наступления темноты, это не значит, что я пропал. Я все равно приду – возможно, завтра утром. Встретимся за кофе. Договорились?
Она храбро кивнула. Я знал, что если она встретит ночь в одиночестве, то обязательно забеспокоится. Темнота, как водится, усугубляет тревогу. Так уж она, темнота, действует: оживляет страхи, которые в свете дня прячутся, но не исчезают.
– Не вечером, так утром, – повторил я. Она покивала, я достал пузырек с адвилом.
– Принимайте по четыре штучки каждые шесть часов. И не забывайте поддерживать огонь.
Я вылез из берлоги, Наполеон выскочил за мной. Я нагнулся, чтобы застегнуть снегоступы, и он залез мне на спину.