— Опозорил мою память. Грязью забросал…
— Это я — твою?!
— Но ведь какой-никакой, но дом здесь! Родной! И кусок хлеба…
— Кусками хлеба и там не обделены, хотя, конечно, их там зарабатывать нужно. Но ведь не за хлебом я туда уехал: от позора бежал, людям в глаза смотреть не мог!
— Но вот вернулся все же, — сказал Зернов, без малого торжествующе.
— Время так повернулось, что же я мог: одни возвращаются из смерти, другие — из своей страны…
— Там? Твоя страна?!
— Прости, только я там больше прожил, чем здесь. И сын мой Петька, которого уже нет сейчас, — Петька уже другой родины и не знал, он же там вырос, человеком стал…
— Сапоги чистил? Или посуду мыл в ресторане каком-нибудь?
— Эх, папа, папа… Мусора у тебя в голове полным-полно — ты уж не обижайся, что я тебе так говорю, но ведь в этой жизни я намного старше тебя и исчезну раньше, так что доживать тебе, понятно, без меня придется… Я теперь старший, пойми и смирись. И знаю больше, и понимаю больше твоего. А что до посуды в ресторане, то там он ее не мыл — дома, конечно, приходилось, только не вручную… А там он, как все, — учился, окончил Эм-Ти-Ай, стал ученым, я еще жив был, когда получил он Нобеля за свои работы по физике времени…
Вот те на — этого Зернов, честно говоря, не ожидал, и странное смешение чувств возникло в нем: внук — лауреат Нобелевской премии, это, конечно, да! Но только — если бы здесь он стал, а то ведь — там, не своей стране принес почет… Да и вообще, с этим Нобелем тоже не все было ясно. У нас в стране ее не многие получали, и из этих получавших, самое малое, трое лучше бы и вообще не получали… Правда, то не научные премии были — две по литературе, третья — за мир… Но ведь и еще одна была по литературе получена, и тут все было очень хорошо, мы даже, по слухам, немало трудов приложили, чтобы она состоялась. А как эта, внучья, была воспринята, — иди знай, стоит ли о ней сейчас говорить или наоборот, лучше забыть…
Но и еще что-то прозвучало в словах сына, над чем стоило подумать; Зернов только не сразу сообразил, что это было. И вдруг понял.
— Постой, Костя, постой… Физика времени, ты сказал?
— Он самым крупным авторитетом в мире стал…
— Да ладно с авторитетом… Но тогда он, может быть, и насчет поворота времени, насчет всего такого что-то знал?
— А он все знал, — сказал Константин, спокойно глядя на разволновавшегося отца.
— И считал, что можно… можно назад повернуть?
— Не только считал; знал, как это сделать.
— И ничего не осталось? Никаких хотя бы записей, бумажек, набросков… Книги, я знаю, не остаются, но хоть что-нибудь…