Я мог бы посмеяться над собой, ведь я свысока смотрел на мою Бесс за то, что она родом с фермы, за то, что выговор у нее срывается на дербиширский, за то, что она называет себя протестанткой, не зная теологии, настаивает на том, что Библия должна быть по-английски, потому что не знает латыни, украшает стены и обставляет комнаты трофеями из разрушенной церкви. За то, что она всего лишь вдова вора и дочь фермера. Я бы посмеялся над собой теперь из-за греха ложной гордости, но из моей глотки вырвался бы только звук, похожий на предсмертный хрип.
Презирая свою жену, свою прямую, простую, достойную любви жену, я отдал свое сердце и потратил состояние на женщину, чье слово подобно ветру, что носится где пожелает. Она говорит на трех языках, но ни на одном не может сказать правды. Танцует, как итальянка, но не может пройти прямым путем. Вышивает лучше швеи, пишет изысканным почерком; но печать ее на документе не значит ничего. А мою Бесс весь Дербишир знает, она честно ведет дела. Когда Бесс пожимает руку при сделке, ей можно вверить свою жизнь. Эта королева может поклясться на части Истинного Креста – и клятва все равно будет временной.
Я растратил свое состояние на эту королеву-вертушку, я поставил свою честь на эту химеру. Я промотал приданое Бесс и наследство ее детей на то, чтобы содержать эту женщину, как должно содержать королеву, и не знал, что под королевским балдахином сидит предатель. Я позволил ей сидеть на троне и повелевать двором в своем собственном доме, я все устроил, как ей хотелось, потому что верил, в глубине своего преданного сердца, что передо мной королева, каких еще не бывало.
Что ж, я был прав. Она и есть королева, каких прежде не бывало. Королева, лишенная королевства, короны, достоинства, королева, не признающая ни обещаний, ни чести. Она избранница Божья, помазана священным миром Господним; но Он, судя по всему, забыл о ней. Или она лгала и Ему.
Теперь о ней придется забыть мне.
Бесс робко входит в мой кабинет и ждет на пороге, словно не уверена, что ее пустят.
– Заходи, – говорю я.
Я хочу, чтобы голос мой прозвучал приветливо, но он холоден. Между мною и Бесс все теперь звучит не так.
– Чего ты хочешь?
– Ничего! – неловко отвечает она. – Только поговорить.
Я поднимаю голову от бумаг, которые просматривал. Управляющий настоял, чтобы я на них взглянул. Это длинные списки долгов, деньги, которые мы заняли, чтобы содержать королеву, и выплатить их нужно будет на будущий год. Я не знаю, как я их заплачу; разве что продав землю. Я прикрываю их листом бумаги, чтобы их не видела Бесс, нет смысла и ее еще волновать, и медленно поднимаюсь.