– Я сделаю все, что ты хочешь, – тихо сказал Демьянко.
Девичьи глаза заблестели еще ярче.
– Тогда идем! Сейчас же идем. Сразу!
– Нет, Богданна, сразу не надо. Немного обожди.
– Чего ждать? Ждать нельзя. Надо решиться и перевернуть жизнь.
«Ну что придумать? – с тоской спрашивал себя Демьянко. – Как убедить ее?»
Вслух ответил:
– Я не хочу губить товарищей. Пусть скроются.
Богданна отшатнулась, проговорила с гневом и тоской:
– Товарищи? Кто твои товарищи? Долгий – товарищ? Не надо, не говори так. Пойдем! Милый, родной, пойдем! Нельзя жить, как живешь ты.
Он решительно покачал головой.
– Верь мне, Богданна. Надо обождать. Потом поймешь, что я был прав.
– Не верю. Ничему не верю! Идем!
Демьянко не ответил.
– Только сейчас, – надломленным голосом сказала девушка. – Сейчас! – Руки Богданны беспомощно опустились.
– Обожди.
– Нет!
Повернулась и вышла, шагая, как во сне, незрячими шагами.
Дверь за Богданной осталась открытой. Демьянко машинально затворил ее. Сел на кровать. Сидел долго, не меняя позы, выкуривая сигарету за сигаретой. Найти выход из сложившегося положения так и не смог.
Провела ночь без сна и Богданна. Однако девушка пришла к решению, как поступить. Решению ясному, бесповоротному. Она хотела спасти любимого, даже против его воли.
Едва дождавшись утра, побежала к святой Елижбете. Спросила, здесь ли отец Иваньо. Он был в храме, по просьбе девушки вышел к ней.
– Пан отец, – сказала Богданна. – Вы добрый, мудрый, я верю вам как себе самой… Даже больше… Я прошу у вас совета.
Священник вгляделся в ее осунувшееся лицо, обведенные темными кругами глаза. Пригласил ласково:
– Пожалуйста, дочь моя. Зайдем сюда, в исповедальню.
– Пан отец, – девушка стояла перед Иваньо на коленях в высоком, лакированного дерева ящике, говорила ровным глухим голосом. По отдельным срывающимся ноткам чувствовалось, как дается ей внешнее спокойствие. – Я пришла сказать, что вас обманывают подлые и жестокие люди. Я говорю о Долгом, к которому вы меня посылали.
Румяное лицо оставалось неподвижным. Ничего не выражали холодные голубые глаза. Присутствуй здесь Павлюк, он еще раз позавидовал бы самообладанию отца Иваньо.
– Долгий? – равнодушно переспросил Иваньо. – т А, да, вы что‑то рассказывали о нем.
– Пан отец, он не борец за демократию, как вы думаете. Это бандит, настоящий бандит.
– Ну и что же?
– И Демьянко такой… Не такой, он не может быть таким! – вздрогнув, оборвала себя Богданна. – Я… Я люблю его!
– Истинная любовь возможна только к богу, – поучающе вставил Иваньо.
– Я хочу спасти его, уговорить, чтобы он пошел и повинился во всем.