Ну, здравствуй, доченька… Здравствуй… Я хочу попрощаться с тобой. Нет, я не отрекаюсь, я по-прежнему тебя люблю. Слепая материнская любовь всегда основывается на прощении. Только я навсегда запомню тебя другой, той потрясающей, очаровательной девочкой, которой я заплетала косички с большими белыми бантами, вешала смешной яркий ранец на плечи, целовала и провожала в школу. Запомню тебя девочкой, которая цитировала Куприна, была добрым, честным и порядочным человечком. Я не хочу тебя помнить такой, какая ты сейчас.
Я прощаю тебе все мои болячки, постоянный стресс и то, что ты отняла у меня несколько лет жизни. Я прощаю тебе повторный инсульт моей мамы, твоей бабушки, которая самоотверженно вместе со мной боролась за тебя до последнего. Я же умоляла тебя не делать ей больно, а беречь, ведь она тяжело перенесла первый инсульт. Слава богу, моя мамочка жива, и я должна сделать всё возможное, чтобы она жила как можно дольше. Я не дам тебе её уничтожить. Ни её, ни меня, ни нашу семью, ведь именно этим ты занимаешься уже несколько лет.
Вчера я опять приезжала к тебе в больницу и поняла, как тягостно мне даются наши встречи. Ты смотришь на меня пустым и отрешённым взглядом и говоришь одну и ту же заезженную фразу:
– Зачем ты тут меня держишь? Пойми, я никогда не исправлюсь. Это моя жизнь и мой выбор. Я выйду, и будет ещё хуже. Я хочу жить так, как живу.
– Посмотри, как ты хорошо стала выглядеть. Кожа просто прелестная. Намного лучше, чем была, – убеждаю я.
– Я не могу по ночам спать. Меня трясёт, я хочу курить. Я наркоты хочу, сил нет. Выпусти меня отсюда. Я уйду и больше тебя не побеспокою. Я что, должна в больницах до пятьдесяти лет лежать?
– Знаешь, при том образе жизни, который ты выбрала, до пятидесяти не доживают. А если и доживают, то в таком возрасте отбывают уже третью или четвёртую ходку в тюрьме.
– Уж лучше тюрьма, чем наркология.
– Ты ещё не знаешь, что такое тюрьма.
– Я тебе ещё раз говорю: выйду, и будет только хуже. Мне нравится именно такая жизнь, пойми.