, всегда великодушным и в добром расположении духа, презирающим, когда речь идет о доверии, мелкие недочеты и мелкие оговорки, что свойственно тому, кто в принципе ничего не боится. Существовало достаточно вещей – кто же этого не знает? – которых он не мог позволить себе, ведь такова была суть его затруднений; но то, что обладало для него очарованием, если не считать это его представлением о достойной жизни, то, что могло бы как-то компенсировать упомянутый недостаток, означало ни в коем случае не позволить себе читать роман своей жизни в дешевом издании. То, что с самого начала он почувствовал в Кейт, как это вспомнилось ему сейчас, никуда не девалось, оно ощущалось в ней ясно, как всегда, – как он восхищался, как завидовал этому ее качеству, которое для себя он назвал тогда ее чистым, ярким
талантом жить, совершенно не похожим на его собственный – слабенький, тусклый, проявляющийся по случаю, неумело залатанный; вот только сейчас Деншера все больше раздражало, что именно этот ее талант так характерно выступает в ней на первый план.
На деле ведь это благодаря ее чистому таланту жить он оказался там, где он сейчас находится и, более того, в каком качестве он там находится. Доказательством приличествующей реакции на столь значительную собственную пассивность было, без больших преувеличений, что Деншер, по крайней мере, понимал – понимал то есть в каком качестве он там находится и как мало ему нравится принимать, в силу собственной беспомощности, такую ситуацию. Сейчас им овладело смутное томление – во всяком случае, так можно описать его состояние; оно составляло весомую часть той силы, что, с наступлением осеннего предвечерья, заставляла его буквально трепетать на своем traghetto от бившегося у него в мозгу вопроса. Там, на пароме, его вопрос слился с его особой, подавляемой болью, с чувством чуть ли не стыда; а эта боль и этот стыд ощущались слабее, когда, с помощью складывавшихся вокруг него обстоятельств, Деншер позволял себе относиться к своему вопросу серьезно. Родился этот вопрос, кстати сказать, отчасти из самих обстоятельств, из тех обстоятельств, которыми так – почти оскорбительно – бравировала Кейт, готовая без всякой жалости выставить своего друга на посмешище, сделать его посмешищем из-за того, что он так спокойно подчиняется. Как мало могло быть в этом подчинении спокойствия, он успел с крайней полнотой ощутить еще до того, как покинул свой наблюдательный пост. Его вопрос, как мы это назвали, был весьма интересным вопросом о том, осталась ли у него самого хоть капля воли. Как мог он выяснить это – вот в чем была загвоздка, – не подвергнув все дело проверке? Прекрасно было выступать в роли