Понять оказалось легко.
– На смертном одре? – Но тут Кейт на миг задумалась. – А разве мы не согласились, что нет и не было на свете никого, подобного ей?
– Да. – И, глядя поверх ее головы, он вполне четко произнес: – Да, на свете нет и не было никого, подобного ей.
Кейт, в своем кресле, по-прежнему неподвижная, подняла глаза, чтобы через не поддающееся осознанию пространство встретить его взгляд. Когда наконец Деншер опустил глаза и их взгляды встретились, она задала еще вопрос:
– А разве дальнейшее не зависит хоть немного от того, о чем сообщение?
– Немного – возможно. Но совсем мало. Это просто какое-то сообщение, – сказал Деншер.
– Ты хочешь сказать – письмо?
– Да, письмо. Адресованное мне – ее рукой. Почерк ее – это безусловно.
Кейт задумалась.
– Ты так хорошо знаешь ее почерк?
– О, очень.
Похоже было, что его тон, как ни странно, вызвал ее следующий настойчивый вопрос:
– Ты получил от нее много писем?
– Нет. Всего три записки. – Теперь он говорил, глядя ей прямо в лицо. – И очень, очень короткие.
– Ах, сколько – не имеет значения, – ответила Кейт. – Трех строк достаточно, если ты уверен, что помнишь.
– Уверен, что помню. Кроме того, – продолжал Деншер, – я помню ее почерк и по другой причине. Мне кажется, я припоминаю, что ты показывала мне одну из ее записок – специально для этой цели. А потом она сама что-то для меня переписывала.
– О, – откликнулась Кейт чуть ли не с улыбкой, – я же не спрашиваю тебя подробно о твоих резонах. Одной важной причины вполне достаточно. – К этим словам она все же добавила, как бы не желая говорить с раздражением или с невольной иронией: – И что же, ее почерк выглядит как обычно?
Деншер ответил, словно желая улучшить эту характеристику:
– Он прекрасен.
– Да, он был прекрасен, – считаясь с его желанием, согласилась Кейт и добавила: – Ну, для нас ведь не новость, что она была грандиозна. Так что все возможно.
– Да, все возможно. – Казалось, он с поразительной охотой ухватился за эти слова. – Так я себе и говорю все время. И верю, что ты, – опять не вполне понятно объяснил он, – еще больше чувствуешь это, чем я.
Кейт ждала, что он скажет еще что-то, но Деншер, по-прежнему держа руки в карманах, снова отвернулся и на этот раз подошел к единственному в комнате окну, где занавеси, в отсутствие зажженных ламп, не были задернуты. Он всматривался в освещенный фонарями туман, с головой уходя в узкую и убогую лондонскую улочку, – ибо он чувствовал ее убогость на фоне другой своей ассоциации – так же, как он под взглядом миссис Стрингем с головой уходил в широкую перспективу Большого канала. И теперь в его сознании-свидетеле перед ним предстало, что когда в предыдущий раз его вынуждали занять подобную позицию, глубина его внутреннего сопротивления необходимости отречься от Кейт и была тем, что дало ему силы действовать. Его собеседница, ожидающая теперь его слов, в тот раз ждала, что он пообещает ей все сделать; он же тогда с гневом подумал о бессмысленности такой надежды.